Пыль сгоревших трав
Гонит ветер прочь,
Цвет земли моей
Не погасит ночь.
Сохрани, земля,
Сон своих детей,
Прорасти зерном,
Чёрный дым развей.
Сохрани, земля,
Колыбель любви,
Сквозь туман веков
Новый день, гори!
«Золотое кольцо»
Что ж, Андрис, в раю я тебя уже искал, может, теперь поискать в аду? Буроватые испарения, поднимающиеся из глубоких расщелин в земле, над которыми я сейчас как раз пролетал, всё сильнее мешали разобраться в переплетениях светящегося следа. Сколько я ни пытался выбрать место почище, пары только больше сгущались, словно назло, словно стремились захватить, затянуть меня в иной мир, раскрывающийся в багровой ране самой широкой трещины внизу.
Может быть, туда и нужно? Может быть, это вот туда ты загнал себя, решив, что не прелести рая, а ужасы ада тебе помогут? Я направил машину вниз, в бурое клубящееся марево.
Туман нехотя расступился. Я шёл по серебристо-красной траве и не слышал звука своих шагов. Скорее чувствовал. Каким-то эхом-пульсом внутри. Не смеющим нарушать священную тишину вокруг, звучащим только внутри меня.
У подножия странного, уродливого дерева, представляющего собой сплошное переплетение узловатых корней, уходящее куда-то в небеса, я увидел коленопреклонённую женскую фигуру в длинных тёмных одеждах. Женщина плакала — лицо её, занавешенное распущенными волосами, не было мне видно, но слёзы, сбегающие по изгибам корней, тихо блестели, словно песчинки лунного серебра.
Я подошёл к ней, осторожно положил руку на её плечо.
— Вы плачете? Что у вас случилось? Может быть… я могу помочь?
Я тут же устыдился своих слов, когда она подняла на меня лучистые, ясные глаза. Уж не возомнил ли я себя таким универсальным спасителем, не решил ли, что могу помочь в любой проблеме, возникающей в этом мире? А вот если сейчас — не смогу? Хорошо себя после этого буду чувствовать?
Женщина улыбнулась, покачала головой.
— Сядь рядом, герой. Это не отнимет у тебя много времени или сил. Не стоит беспокоиться, поверь, всё так как надо. Твоей доброты одной и мне, и этому миру довольно.
Я окинул взглядом сплетение корней, насколько смог обозреть.
— Стра-анное растение.
— Вообще-то это не само растение, а только его корни.
Ничего себе корешки. Ствол увидеть, как я понимаю, никому не дано — он теряется где-то в необозримой вышине. Какое же высокое здесь небо… Оно совершенно не представляется твердью, как синие или свинцовые купола, которые я видел до сих пор. Просто высота. Просто лёгкая мерцающая дымка — такая же, как вокруг, словно воздух, которым здесь дышат, не вполне прозрачен. Полотнища тумана не заслоняли, а размывали, гасили всё прочее, что может быть вокруг, как ненужные декорации, лишние подробности. Мы и это дерево словно были центром мира, чем-то единственно важным. Туман колыхался, словно от лёгкого ветра, сиял, что-то задушевно шептал или тихо, нежно напевал. Порой казалось, что это движутся в танце некие неясные фигуры, или что ветви деревьев сплетаются и расплетаются в замысловатом ритме.
