Нить Эвридики | страница 43
— Подойдите! — велел чей-то громкий, повелительный, но не враждебный и не грозный голос. Это обнадёживало. Значит, меня станут слушать. Я неторопливо всходил вверх по ступеням, ощущая на себе тысячи взглядов. Да ведь я первая новая душа здесь за две тысячи лет минимум, дошло до меня. Все собрались посмотреть, и их можно понять…
Я остановился перед троном, взглянул в белое, как алебастровая маска лицо царя с весьма смутным подобием улыбки. Аид — а это был Аид, несомненно — был болезненно худ и почти терялся в складках длинных тёмных одежд. Корона, казалось, давит ему на голову и он желает скинуть её. И сидит он на троне так, как сидел бы призрак — только изображая, что сидит.
— Не стану скрывать, молва бежала впереди тебя, герой. Назови мне своё имя и ответь — как попал ты в моё царство, в котором новых душ не было уж как не две тысячи лет, и как сумел, как посмел небывалое — избавить людей от определённых им мук?
— Я всего лишь помог тем, кто нуждался в помощи — и не стану раскаиваться, даже если это самое страшное преступление по вашим законам. Как бы ни велика была вина этих людей — за столько-то времени они её искупили! Никто не должен страдать за свои преступления вечно — это глупая, пустая жестокость. Даже пожизненное заключение не является вечной карой, и приговорённому к нему остаётся последняя надежда — на освобождение в смерти. На что же надеяться людям здесь? Что ещё будет в их жизни, кроме вечного искупления вины?
Аид нахмурился.
— Кто ты такой, чтоб обсуждать от начала мира заведённый порядок? Этот мир — не место для надежды. Все надежды кончаются там, где удар меча Танатоса разделяет душу с телом. Здесь нет любви, нет счастья, нет утешения, нет смеха, нет света в глазах, нет роз с их дивным ароматом.
— Разве ты счастлив в этом мире, Аид?
Такой тишины я не слышал прежде — целый мир, замерев, единым взором следил за нашей беседой. Аид нервно барабанил длинными тонкими пальцами по подлокотнику трона. Его глубокие умные глаза были полны такой же безнадёжности и печали, как небо над головой. Да, он готов был слушать…
— Ты дерзок, смертный. Но убить тебя на этом самом месте — не величие бога. Жалок я буду, если сделаю так. Говори.
— Аид, ты был на земле. Оттуда родом твоя царица. Если сердце владыки смерти знает любовь — значит, и здесь есть надежда. Ты наказал этих людей — твоё святое право. Но неужели это наказание — навсегда? И никакого изменения, никакого развития? Зачем тебе мир, полный нескончаемых стенаний, мир, где знают только тоску по утерянному, мир, где нет ни одного счастливого лица?