. Культура слова как свидетельство общей культуры и развития личности действительно способно приравнять перо к штыку, ибо война есть в первую очередь противоборство человеческих воль и интеллектов и только во вторую — более или менее организованное применение оружия. Слово — маркер силы духа бойца: его спокойствия и хладнокровия, уверенности в собственных силах, превосходства над неприятелем.
Нравственность советских военных, выражающаяся в достойных формах речи и товарищеских отношениях, подверглась серьезному испытанию с началом Большого террора 1937–1938 годов, когда признавать не то что дружбу, но простое хорошее знакомство с опальными сослуживцами стало опасным. На заседании Военного совета 1–4 июня 1937 года, открывшего виток сталинских репрессий против командного состава армии и флота, советские военачальники усиленно демонстрировали лояльность власти, соединенную с неприкрытой агрессивностью по отношению к вчерашним друзьям и товарищам. Например, комдив Н.Н. Криворучко грубо помянул своего бывшего начальника — командующего Киевского военного округа И.Э. Якира, объявленного «врагом народа», такими словами: «Якир — это сукин сын и, если нужно, несмотря на то, что я с ним проработал 16 лет, я сам возьму его за горло и придушу как жабу»[84]. Обилие инвектив самого площадного свойства — «сволочей», «мерзавцев», «подлецов» и пр., — витавших на заседании Военного совета, свидетельствовало о кризисе как речи, так и сознания советской военной элиты предвоенного периода.
Раскручивавшаяся с этого памятного заседания шпиономания и ненависть к «врагам народа» имела результатом резкое огрубление советского воинского дискурса. В ходе боев на озере Хасан (1938) заявления красноармейцев с просьбами принять их в партию и комсомол содержали мотивы борьбы с «гадами — японским самураями», «фашистскими гадами», «японскими бандитами», «нечистью» и «налетчиками». Широко цитировался пассаж о «грязной самурайской ноге», осмелившейся ступить на священную территорию советского государства, «неумных соседях» и проч. Самая распространенная инвектива — «гады» — выражение совершенно новое для отечественного воинского дискурса — потом перекочевало на поля сражений Великой Отечественной войны.
Не призывы к благородному подвигу и героизму, а разжигание ненависти к врагу становились доминантой воспитания советских войск. Противник совершенно лишался каких-либо человеческих черт, запечатлеваясь в сознании красноармейцев и командиров образами самых отвратительных и нечистых животных и пресмыкающихся, что, конечно, психологически чрезвычайно облегчало задачу его беспощадного истребления. Вот как, например, описывал преследование японцев во время штурма сопки Заозерной 6 августа 1938 года командир танковой роты старший лейтенант М. Сирченко: «Перед нами была не отступающая армия, а огромное стадо обезумевших зверей, спасающихся от лесного пожара. Надо было беречь боеприпасы, и я подал по радио команду экипажам танков:
