Русские батареи по возможности отвечали неприятелю. Все, кроме Малахова кургана и Второго бастиона, чьи орудия уже через час после рассвета были приведены к молчанию. Бруствер передней батареи Корниловского бастиона от многочисленных попаданий вражеских бомб был почти полностью срыт, а неглубокий ров во многих местах осыпался.
От ядер противника, непрерывно падавших на бастион, несколько раз загорались туры, что в конце концов привело к возгоранию туровой одежды порохового погреба. Заметив на Малаховом кургане дым, неприятель немедленно стал обстреливать это место навесным огнем из мортир. Создалась реальная угроза взрыва порохового погреба, но самоотверженные саперы и рабочие Замостского полка под начальством прапорщика Ножкина полностью устранили эту угрозу.
Не обращая внимания на вражеские пули, ядра и картечь, люди с остервенением забрасывали огонь землей, каменной крошкой, сбивали пламя шинелями и, позабыв обо всем, гасили его языки голыми руками. Сам прапорщик был серьезно ранен в руку, погибло около тридцати нижних чинов, но люди все же отстояли от огня погреб, где в этот момент находилось огромное количество пороха. Так сражались севастопольцы, и никто из них не думал, что совершает что-то героическое.
Ардатов приехал в Севастополь вечером 6 сентября, в полной уверенности, что утром 7-го французы непременно атакуют наши позиции. По этой причине в течение всей ночи к переднему краю стали стягивать войска, однако генерал Пелисье преподнес защитникам Севастополя очередной сюрприз. Осматривая в подзорную трубу истерзанные фасы Малахова курганы и Второго бастиона, генерал пришел к выводу, что укрепления врага еще недостаточно разрушены.
Получив жестокий щелчок по носу в июне, когда генерал ошибочно посчитал, что русские батареи приведены к полному молчанию, теперь Пелисье собирался действовать наверняка.
– Я желаю, чтобы на момент штурма ни одна пушка этого проклятого кургана не могла выстрелить по моим солдатам. Поэтому пусть наши артиллеристы проутюжат его еще один день, а если понадобится, то пусть стреляют и четыре, и пять дней. Терпения и пороху у меня не занимать, – сказал «африканец» своим генералам, когда на военном совете встал вопрос о начале штурма Севастополя.
Опасаясь возможной утечки информации, Пелисье свято хранил в тайне свои планы, даже от самых близких подчиненных. Кроме того, он не желал расслаблять своих солдат указанием точной даты наступления, требуя от них постоянной готовности к скорой атаке.
