Я принялся считать. Сколько дней или недель мне оставалось – хватит ли этого времени, чтобы снова встретиться? Успеем ли мы опять влюбиться? И еще одна, особенно сумасшедшая мысль (теперь мне кажется, что она была продиктована желанием просто иметь будущее): сумеем ли мы завести ребенка?
Слезы покатились по моему лицу.
Потом я подумал о Бене, моем лучшем друге. С первого дня старшей школы он был мне даже больше чем другом – скорее братом. Он постоянно присутствовал в моей жизни, поддерживая меня и погружаясь во все проблемы, куда более сложные, чем задания по латыни и пробежки на поле. Он один из немногих, кому я пару недель назад позвонил рассказать о компьютере. Я попытался взять себя в руки, набрал его номер, но разрыдался, едва начав говорить.
– Помнишь, я тебе рассказывал, что неважно себя чувствую и не знаю, в чем дело? Так вот, врачи считают, что у меня лимфома, и, судя по томографии, дело плохо. – Я с трудом перевел дыхание. – Похоже, мне недолго осталось.
Остатки самообладания быстро покинули меня. Всхлипывая, я сообщил, что не смогу быть свидетелем на его свадьбе и не стану крестным его будущих детей – мы это пообещали друг другу много лет назад. Бен просто ответил, что садится в машину и постарается приехать как можно быстрее. Он ехал семь часов ночью и сдержал слово.
Затем я позвонил сестрам и папе. К сожалению, они уже получали подобные новости и прекрасно знали, что делать. Папа отменил все операции и приемы, сестры закрыли магазин, и, отложив все дела, они прилетели на следующий день. Этими звонками я и ограничился. Кейтлин решил не беспокоить, отодвинув подальше мысли о воссоединении и нашем будущем.
Анализы крови и симптомы продолжали ухудшаться, однако прогноз становился все туманнее. На следующий день другие доктора сказали мне, что, по их мнению, это все-таки не лимфома, но никто из них не знает, что это такое. Рядом уже были родные, и мы с облегчением восприняли это известие, однако я вновь оказался в серой зоне неопределенности. Мне ужасно не нравилась роль пациента. Мне хотелось контролировать ситуацию, я желал разобраться, в чем дело, и немедленно это исправить.
Мне назначили ряд дополнительных анализов, а потом решили выписать – всего через двое суток после того, как я с экзамена приковылял в кабинет неотложной помощи. Родным было велено внимательно за мной наблюдать и немедленно везти в больницу, если состояние ухудшится. Снова оказавшись у себя дома, я проспал почти сутки, пробуждаясь лишь для того, чтобы успокоить минералкой свою неутолимую жажду. При этом я совсем не мочился. Отец, сестры, а также Бен, Рон и Грант расположились на диванах, чтобы присматривать за мной. Все были напуганы.
