Я видя оное не мог более сыскать себе к избаве способу, и запел старинную свою песню (т. е. сказал: слово и дело) по которой отправлен был в Редькину канцелярию…»
«Слово и дело!»… Пожалуй, на Руси в те времена – самая страшная фраза и для знатных людей, и для холопов, для законопослушных и для преступников. Услышав ее, любой человек обязан был доносить в тайную канцелярию. И горе тому, кто не сделает этого. Арест, подвал, пытки, избиения, допросы, каторга ожидали за недонесение.
Тысячи людей на Руси умирали от издевательств в застенках тайной канцелярии только из-за одной роковой фразы.
Дворяне и крепостные крестьяне, чиновники и купцы, солдаты и офицеры, мещане и казаки, уголовники разных мастей – всех их держало в страхе «Слово и дело!». Трудно было уберечься от доносов и подложных обвинений, за которыми, как правило, следовали аресты, расправы, казни, долгие тюремные сроки.
Вернувшись в Москву, Ванька смекнул, что можно и впредь безотказно применять роковую фразу «Слово и дело!».
И применял…
Только в Первопрестольной, по приблизительным подсчетам, Каин своей страшной «старинной песней» погубил несколько сот человек.
И снова арест и побег
Из канцелярии полковника Редькина, который руководил в Нижнем Новгороде и его окрестностях борьбой с преступностью, Ваньке удалось бежать. Помог ему в этом друг и подельник.
«…Как товарищ мой Камчатка сведал обо мне, что я в каменном мешке, то есть в тюрьме водворяюсь, то взяв калачей, пришел ко мне якобы для подачи милостыни, и давал колодникам по калачу, а мне подал два и при том сказал:
– Триока калач ела. Стромык сверлюк страктирила.
Я понял, что в калаче спрятан ключ для отпирания цепей, и ответствовал товарищу.
– Зрю чижейку. А чиж то скор-скор, прыг по клетке и во двор.
Погодя малое время, послал я драгуна купить товару из безумного ряду, т. е. вина…
Как оной купив и я выпив для смелости красоулю, пошел в нужник: в котором поднял доску, отомкнув цепной замок из того заходу ушел.
Хотя погоня за мной и была, токмо за случившимся тогда кулачным боем, от той погони я тогда спасся, прибежал в Татарской табун, где усмотрел Татарского мурзу, который в то время в своей кибитке крепко спал, а в голове у него подголовок стоял.
Я привязал того татарина ногу к стоящей при его кибитке лошади, ударил ту лошадь колом, которая онаго татарина потащила во всю прыть, а я схватя тот подголовок, который был полон монет и сказал: неужели татарских денег в Руси брать не будут?!
