Тем не менее и Прокоп Анисимович имел свой коронный номер. С немалым вдохновением он козырял им в Октябрьские праздники.
В Сухаревке торжества начинались с большой пантомимы. Трибуна посреди площади превращалась в «царский трон». На троне, тучный как копна, восседал царь в золотой мантии, похожей на поповскую ризу, а на его голове красовалась золотая корона. Все это убранство изготовлялось из бумаги, материала и красок школьным учителем Гелехом. «Царь» недобрыми серыми глазами поглядывал на людей, которые стояли неподалеку в колоннах с флагами и транспарантами.
Где-то возле Малого пруда в условленный час гремит выстрел, вслед за ним — выстрел в противоположном конце площади, за школой. После этого на перекрестках улиц появляются люди — сперва небольшими группами, затем целыми толпами. Они бегут с охотничьими ружьями навстречу друг другу и стреляют вверх холостыми зарядами. Залегают и снова вскакивают, идут в атаку. Это — «красные» и «белые». «Белые» не выдерживают натиска и отступают. «Красные» с криками «ура!» преследуют их, и все исчезают где-то за пожелтевшими камышами. Затем из-за церкви на площадь галопом влетают более десятка всадников, впереди — Гудков и Пастушенко. Они стреляют из наганов, тоже кричат «ура!», окружают «царский трон», арестовывают «царя» и под усиленным конвоем ведут его на школьный двор.
С «трона» срывают шпалеры, и теперь это уже снова трибуна, обитая красным кумачом. На ней — Гудков, Пастушенко и еще несколько человек. Люди с красными знаменами подходят ближе к трибуне, Панас Гудков первым произносит речь, за ним — Пастушенко…
После речей вся площадь поет «Интернационал». Красные стяги трепещут под голубым ветром. На лицах веселые улыбки, слышатся шутки, смех.
И после первой пантомимы Прокоп Анисимович тут же получает еще одно прозвище: «Царь».
Возвращаясь из школы, Михайлик остановился на гати Малого пруда и засмотрелся в воду: у самого водостока разгуливали большие, с широкими черными спинами карпы. Кто-то с силой толкнул его в бок и пронзительно крикнул над самым ухом:
— Агов!
Михайлик мгновенно обернулся и увидел Олексу.
— Чего орешь?
— А что?
— Да вон видишь, — показал Михайлик рукою на воду, — карпы.
Олекса взглянул и за голову схватился:
— Фу-ты ну-ты! Одного бы поймать — и царский ужин готов. — Он поднял комок земли и швырнул в воду. Карпы мигом метнулись врассыпную.
— Зачем ты? — с укором спросил Михайлик.
— Э, только дразнят. Голыми руками их не возьмешь. Если б подсечка была… Айда, Михайлик, со мной.
