Любовь и память | страница 35



— За что ты съел мою жизнь, собака? Ты же в церковь ходишь, будто в бога веруешь. А зачем же ты украл мое счастье, надругался над моей любовью? Но тебе и этого показалось мало, ты еще глумился и над моей дочерью! Ах ты ж людоед! За высокий забор спрятался? Да я и сквозь забор вижу твою черную душу! Не спрячешься! Придет на тебя расплата, кровопиец!

Потом он опустил голову и надолго замолк. Очнувшись, начал вслух размышлять:

— Все мы из земли вышли и в землю уйдем. Ты, земля-матушка, родишь и золотой колос, и вишни красные, и любисток, и цветы разные. Спасибо тебе за это. Но зачем ты, земля, и его создала, зверя проклятого, обжору длиннорукого. Зачем же ты плодишь не только красу и добро, но и черное зло?

Выходили на улицу и взрослые, слушали проклятия старого Магирки, покачивали головами, посмеивались, а были и такие, кто подстрекал:

— Так его, дед, так, анахтему!

Петро и Хима умоляли отца вернуться в хату, но он со злостью отталкивал их:

— В хату? А что делать в этой смердящей хате? Сын у меня был как орел, а сделали из него калеку несмышленого. Разве я для несчастья растил его? Разве такую долю просил для него у земли и неба? А ты, Хима? Кому ты такая нужна? При Петре могла б век вековать, всегда кусок хлеба был бы… А теперь и Петро не кормилец…

Дед откидывал голову назад, поднимал к небу кулаки, широкие рукава его полотняной рубахи сползали, оголяя тонкие и черные, в синих узловатых венах руки.

— Не хочу собачьей жизни! Слышишь, боже?! — кричал он, и надувались жилы на дедовой шее, тоже тонкой и сморщенной. — Не хочу больше! Хочу человеческой жизни для себя, для детей моих и для всех честных людей. А Фому покарай страшными муками еще на этом свете, чтобы все видели, что ты справедлив.

К нему подходили соседи, успокаивали, увещевали.

Михайлик не мог смотреть на Магирку долго. Его душили слезы. Чтобы не расплакаться на глазах у людей, пошел домой.

Через несколько дней Михайлик, возвращаясь из школы, у ворот своего дома увидел заплаканную мать.

— Магиркина Хима бросилась под поезд, — сказала она и перекрестилась. — Отмучилась на этом свете, бедняга, царство ей небесное…

Это известие ошеломило Михайлика.

Похоронили Химу, а через несколько дней умер старый Магирка. Не вынес одиночество Петро — повесился. Магиркина хата долго стояла пустой. По вечерам, когда спускались сумерки, мимо нее страшно было проходить, особенно когда кричал поселившийся на ее кровле филин…

XII

Спас — храмовый престольный праздник. В этот день в Сухаревку из ближайших сел приезжали попы и вместе вели богослужение. На праздник собирались не только свои прихожане, но шли люди и с окрестных хуторов, они несли в узелках яблоки — святить.