— Надевай, сынок, кожух и валенки да не забудь рукавицы, а то придешь и без ног и без рук: вишь, какой холодище на дворе.
Протасий, уже начавший надевать валенки, вмиг передумывает:
— И совсем не холодно. Это вам, тату, так только кажется.
— А, вражья душа, так ты отца не хочешь слушаться! — закричит отец, ухватит здоровенную хворостину и начнет хлестать упрямого выродка.
Поревет, поплачет Протасий, а все-таки протянет руки за плохонькими сапогами — ведь на улице «нисколечко не холодно»!
Возвращается с улицы посиневший, пальцы сводит от боли, а ног и совсем не чувствует — стучат, как деревяшки.
— А не говорил ли я тебе, вражья душа, что замерзнешь? — встречал его с укором отец.
— И совсем не замерз, — вызванивая зубами, отвечал упрямец и лез на печь, в горячее просо, выгонять злую боль…
Женился Протасий только потому, что отец советовал ему еще несколько лет подождать, не спешить с этим делом.
— Ты же еще, сынок, молодой, еще и не нагулялся как следует.
— А зачем мне гулять?
Отец взглянул было на кочергу, что с годами заменила кнут, а потом безнадежно махнул рукой.
— По мне, захотел в петлю — суй туда свою дурную голову! Засылай сватов хоть сегодня, если тебе так приспичило!
Протасий не был бы Протасием, если бы не возразил:
— И не сегодня, а завтра.
Отец с досадой вылетел из хаты, схватил новые грабли и изломал их на куски о дубовую колоду.
Женился Протасий, отпустил густые усы, которые, однако, не свисали вниз, как у всех порядочных людей, а упрямо задирались вверх, стремясь проткнуть глаза хозяину, но разума не прибавили ему ни жена, ни годы. Детей у него не было, — возможно, только потому, что другие имели их, — во дворе не было ни пенька, ни деревца. Люди сажали вишни и яблони, груши и сливы, Протасий же поехал куда глаза глядят, навез сосенок и дубков, навтыкал вокруг халупы: «Вырастут — лесом торговать буду!» Лес так и не вырос, молоденькие деревца не прижились, высохли, но Протасий еще долго их не выкапывал: «Приживутся». Люди копали колодцы посреди двора или рыли небольшой колодец возле речки, Протасий же выперся на высокий бугор далеко от дома — и то только потому, что не было вокруг более высокого места. «Там вода будет вкуснее», — ответил он на плач и заклинания своей несчастной жены.
До воды он долго не мог докопаться, хотя и выкопал шахту саженей на двадцать, но лопату не бросил, и однажды его здорово привалило землей. На крик жены сбежались люди, спустились в колодец, откопали Протасия, откачали на свежем воздухе. Протасий поднялся, пошатываясь, подошел к темному провалу, с сожалением сказал:
