Ромуальд Гедройц глазам своим не поверил, когда в салон фрау Циберг вошел Ян Домбровский в сопровождении гнусного интригана Тремо! Так значит, это правда: французы делают ставку на Домбровского, а его, Гедройца, поездка в Жемайтию — только способ удалить его от дел, вместо того чтобы доверить главное дело ему! А Домбровский тоже хорош — связался с этим авантюристом, полуполяком-полуфранцузом, бахвалом и краснобаем. Гедройцу уже пришлось как-то в Париже выслушивать рассказ Тремо о его побеге из Познани с Ксаверием Домбровским — сам Казанова бы ему позавидовал! Улучив минуту, Гедройц подошел к соотечественнику и попросил по-польски уделить ему пару минут для приватного разговора.
— Что вы здесь делаете, генерал? — начал он без обиняков, когда они остались вдвоем.
Домбровский удивился.
— Я полагаю, то же, что и вы — вращаюсь в обществе.
— Я хочу сказать: что привело вас в Дрезден?
Домбровский смерил его недоверчивым взглядом, прежде чем ответить.
— Не понимаю, почему я должен давать вам отчет в своих поступках, но если уж вам так хочется знать — я хочу поступить на службу в Саксонии.
— Брехня! — вырвалось у Гедройца. Он поспешил загладить свою грубость: — Генерал, со мной вы можете быть откровенны, и здесь нас никто не подслушает.
— Я вас решительно не понимаю.
Гедройца прорвало. Перестав сдерживаться, он высказал всё, что наболело, постепенно повышая голос. Польская депутация в Париже поручила создание польской армии ему, и он больше никому не позволит вмешаться и вновь всё испортить! Если бы он в октябре командовал обороной Варшавы, ее не сдали бы русским; если бы его план похода в Великую Польшу удалось осуществить, раздела бы не было; но нет, всегда находился кто-то еще, кто действовал у него за спиной, так вот больше этого не будет — слышите? — не будет! В Польше сейчас нет имени более известного, чем Гедройц; люди начнут собираться под его знамена; он знает, чем он рискует, ведь на карту поставлено благополучие его родных, оставшихся в Литве, и его собственное благосостояние, но он пожертвует всем ради Отчизны и не позволит всяким французским прохиндеям сделать так, чтобы эта жертва оказалась напрасной!
Тремо прибежал на шум и пытался утихомирить разошедшегося генерала, но только еще больше распалил его; растерянная хозяйка не понимала, что происходит; Домбровский был вынужден извиниться перед ней и поспешно уйти, а Гедройц еще продолжал кричать ему вслед, свесившись через перила лестницы. Расстроенный этой безобразной сценой, с пылающими от стыда щеками, Домбровский вскочил в седло и дал шпоры коню. Из-за углового дома в конце площади выехала карета; испуганный возница натянул поводья, генерал осадил коня, тот встал на дыбы — не удержавшись, Добровский грянулся на булыжную мостовую…
