Николаев, желая предотвратить назревавший скандал (ему совсем не улыбалось втягиваться в чужие дрязги), сказал:
— Я, товарищи дорогие, больше всех батьку Махно уважал. Ведь что у него, что у большевиков — цель-тο одна.
Кажется, Иван сумел удивить народ. Бритоголовый, передумав драться с "блатным", сел обратно.
— Так ты, товарищ, к анархистам принадлежишь? Не махновец ли, часом?
— Большевикам я сочувствую на все сто, — веско пояснил Николаев. — С февраля семнадцатого года свое сочувствие винтовкой доказывал. Я за всю империалистическую австрийцев столько в землю не вбил, сколько беляков положил. И дальше бы сочувствовал, если бы они снова буржуев на нашу голову не посадили. А касательно анархизма, то чем он плох? Я в ноябре двадцатого Перекоп брал. Скажу так — хрен бы Советской власти, а не Перекоп, если б не батька с его тачанками. Анархисты, они против любой государственной власти. Налоги платить не надо, ни армии тебе, ни денег. Каждый трудится на себя, на семью свою, а все важные дела сообща решают. Это же коммунизм в чистом виде! Только, — вздохнул Иван, — не подумал батька, что, пока мировая революция не свершится, нельзя анархизм построить. Пока царства да королевства кругом, не позволит никто в сторонке отсидеться да пашенку пахать. Потому и армия нужна, и налоги мужику платить придется. Вот тут большевики правы. Прежде чем строить коммунизм, следует социализм построить, государство не отменять пока. Слово такое есть — "идеалист". Ну, тот, который настоящую жизнь сказкой считает. Вот, Нестор Иванович таким и был.
Был как-то разговор среди взводных и ротных, а не податься ли к батьке Махно всем батальоном, а то и полком? Решили повременить, все равно ж батька шел рядом, на штурм Перекопа. Хоть так воюй, хоть этак, но в первую очередь Врангеля-гада бить надо! Вот после Перекопа (коли живы будем!) можно и к батьке. Оказалось — поздно. Остатки батькиного войска, которое из Крыма вышло, кавдивизия Апанасенко окружила, с латышскими стрелками. Что сталось с батькой, никто не знает. Комиссар Пеккер сказал — расстрелян Махно, как враг трудового народа. А народ трудовой шушукался — мол, за границу утек — не то в Румынию, не то в Польшу.
— Звать-то тебя как? — поинтересовался бритоголовый. Виновато пожал плечами: — Называл Левка твое имя, да не запомнил.
— Иваном Афиногеновичем его звать, — первый раз подал голос лопоухий. Посмотрев на Ивана, улыбнулся: — А меня Леонидом зовут. Можно Ленька. Хочешь, можешь Пантелеем называть.
