К нам ходило много народу. Фамилии большинства я уже забыла. Но ясно сохранился у меня в памяти один наборщик. Этот славный рабочий-социалист страдал чахоткой. Бела Кун не раз говорил с отчаянием: «В санаторий надо его устроить!» И наконец, выхлопотал ему санаторий: но лечение уже не помогло.
На похоронах речь держал Бела Кун. Я тоже пришла вместе с ним. Люди рыдали. И не только потому, что любили этого отличного человека, жалели его жену и детей, а и потому, что чувствовали: каждый может разделить его судьбу.
Бела Кун произнес над могилой обвинительную речь против господствующих классов, призывал рабочих сплотиться и вступить в беспощадную борьбу.
Когда мы возвращались с похорон, я думала, что Бела Куна арестуют. Ту же самую тревожную мысль прочла и в глазах у рабочих, которые провожали нас домой.
Все поднялись к нам наверх. В квартире повернуться было негде. Бела Кун, как обычно, вытащил из кладовки все, что там было, поставил на стол и усердно потчевал гостей. Потом, когда товарищи ушли, мы еще долго беседовали о них, и он сказал:
— Видите, какая разница между мещанской болтовней и разговорами этих людей? С ними не жаль провести всю ночь напролет. Их ведь не только учишь, по и учишься у них.
Несколько месяцев прошло с того дня, как я познакомилась с Бела Куном. Мы встречались все чаще и чаще.
Как-то раз, когда мы случайно остались одни, он очень серьезно, чуточку благоговейно сказал мне:
— Знаете что, Ирина Гал, будьте моей женой. Обидно, если вы выйдете замуж за какого-нибудь мещанина и проведете с ним скучную жизнь. Вам она не под стать! — И тут же насмешливо добавил: — Я знаю, что по вашим обычаям для замужества требуется согласие родителей. Что ж, напишите отцу, только сейчас же, в моем присутствии, попросите его приехать в Коложвар и дать свое согласие.
Это были простые человеческие слова.
Бела Кун думал, что мы очень скоро поженимся: с моей стороны он не ожидал сопротивления. Но, как выяснилось, женитьба зависела не только от нас. Было еще много самых разных препятствий.
Для преодоления их потребовалось почти два года.
Я написала отцу. Он приехал в Коложвар. Внимательно выслушал меня и сказал, что через несколько дней даст ответ. Я была довольна. Спокойно ждала.
На третий день и впрямь получила ответ, но не такой, какого мы ждали с Бела Куном.
Отец за два дня обошел весь город. Навестил своих знакомых. Поинтересовался, кто такой «этот Бела Кун». Узнал, что он «опасный бунтовщик», «неистовый социалист», «только недавно вышел из тюрьмы», «якшается с разными подозрительными людьми, целые ночи просиживает вместе с ними в корчмах». Кроме того, выяснил, что «Бела Кун уже не раз сидел в тюрьме». Что он «подстрекает рабочих, призывает их к стачке против их «кормильцев», «выводит рабочих на демонстрацию», «клевещет на высшие круги», «намедни даже губернатора подковырнул», «пишет разные крамольные статьи» и так далее. Правда, теперь у него есть должность, он секретарь Рабочей страховой кассы. Но такая должность отцу была тоже не по нраву. «Не государственная, а стало быть, необеспеченное существование». Не говоря уже о том, что Бела Куну вообще не подходит быть отцом семейства — он все вечера проводит в рабочем общежитии, куда, как объяснили моему отцу, порядочные люди не ходят, а только те, кто «не любит работать, потому-то и слушают таких бунтовщиков, как Бела Кун».
