.
Как указал В.Н. Топоров: «Универсальные мифопоэтические схемы реализуются полнее всего в архаических текстах космологического содержания, описывающих решение некоей основной задачи (сверхзадачи). Необходимость решения этой задачи возникает в кризисной ситуации, когда организованному, предсказуемому («видимому»), космическому началу угрожает превращение в деструктивное, непредсказуемое («невидимое»), хаотическое состояние. Решение задачи мыслится как испытание-поединок двух противоборствующих сил, как нахождение ответа на основной вопрос существования. Напряжение борьбы таково, что любой член бинарных оппозиций, определяющих семантику данного универсума, становится двусмысленным, амбивалентным; его по замыслу окончательная («последняя») интерпретация может определиться лишь в зависимости от той точки зрения, которая понимается как окончательная»[125].
Достоевский в своих мифологических конструкциях превращает православную догматику в «метатекст» собственного литературного текста. Новой мифологической нишей русской культуры становится создание библейских «литературных апокрифов» – романов, публицистических текстов, пророческих рассказов и поэтических предсказаний, фактически заполонивших концептуальное пространство эпохи рубежа прошлых веков.
Русская идея из «идеи» облекается в форму мифа тогда, когда начинает восприниматься, благодаря нагромождению многопластовых исторических сюжетов, как естественное и имманентное явление русской жизни, как нечто, данное свыше: от Бога, России и русского народа. Факты и события истории и жизни, проанализированные в «Дневнике писателя» (например, война с турками и последующий рост национального патриотизма в 1876–1877 гг., судебные тяжбы гражданского характера, разводы, домашнее насилие над детьми, самоубийства молодых людей из разных чинов и т. д.), переходя в плоскость авторского – мифологического оформления, натурализуются, «похищаются» мифом, для того чтобы предстать как природный субстрат русской культуры, как ее «вечное» содержание с соответствующими идейными выводами. По законам мифологии этот «натурализованный» продукт становится универсальной характеристикой уникального православного пути «богоизбранного» народа. При этом миф данную «позитивную» натурализацию представляет вкупе с «негативной» – противоположной мифемой о враждебном «не-мы». Таким «негативом» русского народа – носителя русской идеи – выступают поляки, немцы, евреи, турки с их рациональной и утилитарной интервенцией в русскую самобытность, «ограниченной» эмпатией, прагматизмом, бесчеловечностью; создается своеобразный «близнечный миф» (культурный герой / трикстер), в котором герой всегда один – русский, а трикстеров множество.
