. Мечта и реальность у него никогда не совпадали. Конечный синтез так и не был осуществлен (Г.В. Флоровский).
Достоевский развивает свои идеи по закону дискурса, обладающего автономной аргументацией и фактологией в рамках определенного «хода» мышления. Факты «ввинчиваются» в текст как его составная часть, становятся вспомогательным материалом для перекодировки в иную систему – мифологических образов, наполняющих текст новыми смыслами. Сознательно текст воспринимается автором как некая данность, направленная на фиксирование реальных событий и явлений, но бессознательно реализует лишь авторскую установку на самоопределение, на созидание собственного мифа или мифа о себе через императивную форму автономного дискурса. В мифе смысл и форма совпадают, и читатели погружаются в события, описанные в художественном тексте, сконструированном по законам мифа, как в новую реальность, которую они зачастую ошибочно принимают за объективную. «Читатель переживает миф как историю одновременно правдивую и ирреальную <…> Основную функцию мифов можно выявить, обратившись к их потребителю»,[123] а не создателю.
Необходимо учитывать то, что миф является не сознательным искажением или идеологизацией процессов реальной жизни, но лишь специфической формой сохранения и укрепления какой-то глобальной идеи. Специфической чертой мифомышления является способность выдавать историческое событие за естественное (природное), искать архетипические мотивы в сиюминутном и случайном. В то время, когда процесс секуляризации все больше дифференцирует общество и церковь, Достоевский создает свою религиозную мифологию, по мощи вполне сопоставимую с первохристианской. Например, в его творчестве вся православная мифология и богословие могут быть представлены в качестве естественной первоосновы («прафеномена») и почвы формирования концепта русской нации (русской идеи) – мифообраза, созданного Достоевским и заполонившего философию второй половины века различными авторскими интерпретациями.
Миф – это метаязык, вторичный язык, на котором говорят о первом – языке фактов, событий, первоначальных идеологий. В соответствии с этим можно описать христианскую догматику (религиозный словарь) как первичный язык, а литературно-публицистический текст-миф как деформацию и перекодирование изначального смысла/дискурса. Желание «сохранить» истину в акте переосмысления ведет к ее неизбежному «преобразованию» и деформации. Означающее (святоотеческое и славянофильское наследие, народные верования и народный язык) как смысл, возникший в художественном дискурсе, приобретает форму литературного или философского мифа, лишается своей конкретности и незыблемости. Оно перестает быть ясным и отчетливым, превращается в объект полисемантического изучения. «Можно было бы подумать, что смысл обречен на смерть, но это смерть в рассрочку; смысл теряет свою собственную значимость, но продолжает жить, питая собой форму мифа»
