– Итак, резюмируем, – сказал Феофанов, выслушав сотрудников. – Тимофей?
– Можно я выскажусь позже? – виновато сказал физик.
– Хорошо. Валентин Сергеевич?
– Ясно, что пятёрка развернулась, – начал доктор наук, прекратив говорить в своей обычной ёрнической манере и став чрезвычайно серьёзным. – Произошёл локальный фазовый переход, который, наверно, не вышел за пределы лаборатории, что успокаивает. Но мы ожидали добавления новых нелинейных преобразований и константных горизонтов, а получили ослабление трёхмерья, то есть свёртку по некоторым пространственным измерениям и замену их на полевые конфигурации – те самые «мыльные пузыри», которые и воздействовали на наши органы чувств таким причудливым образом.
– Не понял про свёртку отдельных измерений, – сказал Петрович озадаченно.
– Антон, ты меня удивляешь. Мы ощущаем пространство как объём, создаваемый тремя развёрнутыми измерениями. При развёртке пятёрки какое-то из них, не важно какое, будь то длина, ширина или высота, свернулось в струну, зато вместо него развернулось дополнительное, образовав полевой континуум с другими характеристиками. Вот его мы и почувствовали, как пену. Лучше скажи, как вёл себя «мерин».
– Как обычно. – Петрович глянул на монитор Феофанова, в глубине которого светилась схема установки. – Лишь несколько раз на оси «дельта» вскакивали прыщики – он глотал энергию, как обжора.
Валик посмотрел на Феофанова.
– Дельта у нас…
– Частота колебаний энтропии, – закончила Римма.
Мирон Юльевич кивнул.
– По большому счёту это хронополе, то есть время.
– Что это может означать – всплески потребления?
– «Мерин» кинул петлю во времени, – тихо сказал Тимофей.
В кабинетике заведующего стало тихо.
– Не понимаю… – откликнулась Римма, кандидат физико-математических наук, специалист в теории суперструн. В лаборатории она исследовала «боковые лепесточки» излучения инвертора, создающие дополнительные пакеты вакуумных осцилляций. По сути, она являлась одним из разработчиков «мерина».
– Что именно? – спросил Феофанов.
– По вашим выкладкам пятёрка не должна быть связана с изменением хронопотока.
– Верно, я тоже считал появление хроноразвилок только после семёрки, – проговорил Валик. – Чего мы не учитываем?
– Переходы, – сказал Тимофей.
Совещавшиеся обратили на него внимание.
– Поясни, – сказал Валентин Сергеевич.
– Мы привыкли считать десять измерений отдельными категориями физической природы, – нехотя произнёс Тимофей. – Но они могут быть всего лишь эффектами единого многообразия Калаби-Яу, то есть как бы его гранями. Тогда их все что-то объединяет.
