— Может, — говорю, — В топку тогда этого парня? Я бы тебя научил без причинения вреда прохожим.
— Но ведь с причинением веселее! — захлопала ресницами, егоза. — Как бы иначе мы с вами познакомились, мистер Иномирный, звезда академии Форван?
— О, даже так, я уже знаменит?
— Знаменитее всех, — кивнула она серьезно, сграбастала меня за ладошку и потащила к Эдинброгу. — Арти! Подлечишь беднягу?
Он подлечил и сам тоже извинился. Мы разговорились.
Первые полчаса, признаюсь, я смотрел только на Аманду. Впрочем, и Артур мне понравился. Смешной такой, местами надутый, как индюк, умненький. Мы с ним сразу же начали придумывать всякую фигню, а Аманда все смеялась, смеялась… И зубы у нее были, как очищенный миндаль — ровные и белые.
В итоге мы стали дружить втроем. Они-то встречались, конечно. Я снисходительно смотрел на то, как они держатся за руки, пока мы болтаем, как иногда задерживаются за поворотом, чтобы вволю пообжиматься. Ты думай обо мне что хочешь, Вилка, но вообще я нормальный парень, и потому, когда с Артуром спелся, Аманду себе запретил.
Ну красивая, да. И что? Мало тут что ли красивых, в магическом мире? У них на третьем курсе учатся заклятьям, легко заменяющим ринопластику у хирурга.
Так прошел год.
В столицу сообщили, что меня на Землю телепортировать не надо, тут останусь. Артур уже потихонечку отвергал предложения о работе на другие два королевства, которые ему регулярно сыпались: а то непорядок! У нашего правителя, видишь ли, есть такая золотая птичка, как папашка Эдинброг, который скоро мир от Тварей спасет, а у тех двух королей никого нет из великих волшебников! Нехорошо! Артур сначала зачитывал нам приглашения вслух, а потом рвал их и таким модным щелчком поджигал.
«Посмеялись и хватит, — говорил он, — Ненавижу политику, ни за что в нее не сунусь». «Ну Арти, — щекотала его Аманда, — Ну ты чего! С твоим потенциалом ты бы там всех подмял! Изобрази придворного мага, а сам потихоньку встань и над министрами, и над королем, а потом над всеми королями… Власть над миром — это так сексуально!». «Созидание — это сексуально. А наш мир — это три полудохлых страны, сплошное уныние», — фыркал Эдинброг. «В моем мире стран сто девяносто семь», — намекал я. «Три страны — это даже прелестно, симпатично так, атмосферно… Я все равно люблю власть!» — вздыхала она, наматывая локоны на мизинчик. «А я люблю тебя», — отвечал он, и я шумно изображал, как меня тошнит от их сюсюканий.
