Потом он сказал хорошую речь и призвал виноградарей совхоза еще выше поднять славу своей области — этой Советской Шампани (которую он, впрочем, называл «Советской Шампанией»).
А еще Рае понравилось, что Петя на этом собрании сильно критиковал управляющего вторым отделением Гомызько, с которым никто никогда не хотел связываться. Со своего председательского места Петр заявил, что грубость и самодурство товарища Гомызько не соответствуют его высокому служебному положению и высокому званию коммуниста. И все зааплодировали и закричали: «Правильно!»
А после собрания Гомызько подошел к Петру и сказал:
— Смотри, товарищ Усыченко! Я у тебя на свадьбе гулял, и твоя Рая была за мной как за каменной стеной. Но раз ты ко мне с прынцыпом, то и я к тебе буду с прынцыпом…
— Дружба, товарищ Гомызько, дружбой, а служба — службой, — отрезал ему в ответ Петр.
По новой своей должности Петр стал вникать и в виноградные дела. В каждом разговоре он старался выяснить: нельзя ли что-нибудь перестроить и выполнить в более сжатые сроки.
Если ему говорили, что нельзя, он недоверчиво качал головой и просил: «Все-таки подумайте еще, подсчитайте хорошенько свои резервы». Ему обещали, чего ж не обещать?
13
Ох, вообще-то лучше совсем не иметь братьев. Честное слово. Вслед за Павленкой и у Клавки Кашлаковой случилась такая беда, просто ужасная. Ее Гену забрали. Он поругался с управляющим отделением Гомызько — очень известной в совхозе сволочью, обозвал его фашистом и гадом и уехал совсем из Гапоновки.
А оказывается, с работы самовольно уходить запрещалось. Это было тогда очень страшное преступление…
Клавка убивалась и кричала, что жить после такого случая не хочется. Но Рая говорила, что тут просто вышла ошибка, и как только выяснится, какой хороший парень Гена и еще фронтовик, орденоносец, — его, конечно, отпустят. Она пошла вместе с Клавкой к директору, чтоб та в горячке не ляпнула чего-нибудь лишнего.
Директор Федор Панфилыч очень чутко все выслушал и сказал, что он бы всей душой… Но тут замешан Гомызько, а вы знаете, что это за фрукт. И дело уже не в этом Кашлакове Геннадии, который сам по себе, наверно, хороший человек… Но без подобных строгостей невозможно будет выполнить все и создать изобилие. А потому — священная беспощадность к единицам ради счастья миллионов. И ничего тут нельзя поделать, при всем желании…
Клавка в ответ на это накричала таких слов, что, если бы директор был злой человек, он мог бы засадить ее до скончания века и не так, как Гену. Но он был не злой и сказал, чтоб Рая поскорей увела эту психическую и заперла ее.
