На пороге стояли четверо солдат.
Шахразада расправила смятые полы облачения и многозначительно откашлялась.
– Разве вежливо входить без стука?
Воины смотрели прямо перед собой с равнодушием. Тогда она сцепила руки в замок за спиной, заставляя себя держаться прямо: – Что вам здесь нужно?
Не говоря ни слова, один из солдат вошел в покои и направился к Шахразаде, по-прежнему глядя перед собой, словно ее не существовало.
Словно она скоро перестанет существовать.
Сердце громыхало, едва не вырываясь из груди.
– Я задала вопрос! – воскликнула девушка, стараясь не дать голосу дрогнуть. Конвоир потянулся к ее плечу, перехватил руку, когда Шахразада попыталась отмахнуться, и крепко стиснул ее запястье. – Не смей… ко мне прикасаться!
Солдат кивнул товарищам, и те приблизились. Второй хмурый воин вцепился в локоть сопротивлявшейся девушки с другой стороны. Она ощутила, как по телу прокатилась волна горячей ярости, смешанной с осколками ледяного ужаса.
– Прекратите!
Когда Шахразада попыталась освободиться, нанося удары ногами по конвоирам, те просто подняли ее в воздух и потащили прочь из покоев, словно пойманную и обездвиженную дичь.
– Где халиф? – выкрикнула она, отчаянно стараясь прогнать умоляющие нотки из голоса. – Я желаю поговорить с ним! – ни один из воинов даже не взглянул на нее. – Пожалуйста, послушайте меня!
Однако конвоиры продолжали молча тащить сопротивлявшуюся пленницу по мраморным коридорам дворца.
Проходившие мимо слуги отводили глаза.
Они все знали неотвратимую, как рассвет, истину. Как знали и солдаты.
Только теперь ее начала понимать и Шахразада: она ничего не значила. Она была никем.
Для солдат. Для слуг.
Девушка прекратила сопротивляться. Она вскинула подбородок и поджала губы, подумав об отце и сестре. О Шиве и Тарике…
Она была важна для них. И не станет устраивать сцену и бесчестить их память. Достаточно и нарушенного обещания.
Конвоиры распахнули двери навстречу рассвету, и Шахразада увидела перед собой символ неминуемой гибели. Эта мысль стала последней каплей, сломавшей плотину чувств.
Слезы хлынули из глаз, невозбранно стекая по щекам девушки.
– Отпустите меня, – хрипло прошептала она, подумав о последних минутах лучшей подруги. – Я никуда не убегу.
Трое из солдат взглянули на первого, очевидно, являвшегося старшим по званию, и после кивка поставили пленницу на ноги.
Гранитные плиты еще не вобрали тепло солнечных лучей и холодили босые ступни. Трава по обеим сторонам дорожки казалась синеватой в серебристом свете раннего утра.
