— Стас! — кричала она, содрогаясь всем телом, всхлипывая, все еще не открывая глаз. — Я не могу так… Ну почему же все так получается?.. Зачем же я все это натворила!.. Я не люблю тебя, понимаешь? Не люблю! Я никак не могу тебя полюбить! Я дрянь, дрянь, прости меня, пожалуйста, прости!..
Ошалевший от того, что услышал, он машинально гладил ее по мокрым волосам, и под струей воды уже вымок рукав его рубашки, и удушливо пахло сгоревшей на плите яичницей, а он все не мог отпустить ее, потому как понятия не имел, что вслед за этим будет делать — любое его действо здесь, рядом с ней, теперь теряло всякий смысл… Что ж тебе еще надо, что же тебе еще дать? — думал он.
Так закончился четвертый день, как ушел Шелестов и они остались вдвоем.
Бор вернулся после обеда. Измученный солнцепеком, он сразу же спрятался в тени валуна, стянул с себя майку и принялся вытирать ею раскрасневшееся лицо. Кроме полной сумки бутылок, он принес телеграмму. Недалеко от него, на черном полотенце, загорала Маслина. Она приподняла раскрытую книжку, которая лежала на ее лице, взглянула сонными глазами:
— Ну, что там интересного?
— У Гальки пахан умер, — ответил Бор. — Вот телеграмма. Вчера отправлена.
Маслина села и протянула руку:
— Дай сюда! — Она читала телеграмму и одновременно говорила: — Надо купить ей билет на самолет. Слышишь, Бор? Организуй это дело. Сходи в поселок, там есть кассы, и купи.
— Раз Обреченный спит с ней, пусть он и покупает. А я ногу натер.
…Она уже не плакала и опиралась на руку Шелестова так, чтобы он шел медленнее. Они молчали. Шелестов не хотел, чтобы Галька молчала, ему было лучше, когда она что-нибудь говорила, тогда не надо было искать слов соболезнования. Слова — ничто для ее горя. Бор с Маслиной остались в сквере.
Они подошли к автовокзалу, когда посадка уже началась. Галька потянула Шелестова за руку, усаживая его на скамейку. Там она снова разрыдалась и долго не могла успокоиться, всхлипывая на его груди.
— Я чувствовала, это уже не первый раз… Я всегда чувствую, когда умирает кто-то близкий…
Люди смотрели на них с испугом, им было неприятно видеть здесь слезы, люди приехали сюда отдыхать и развлекаться.
— Поедем со мной, — захлебываясь слезами, пробормотала Галька. — Поедем со мной, прошу тебя…
— Нет, нет, Галька, я не могу, ты поедешь одна.
Он попытался встать, но Галька повисла на его шее. Майка его была мокрой от ее слез. Водитель автобуса раздавил ногой окурок, огляделся по сторонам и зашел в автобус.
