. Новый глава московских большевиков также не всем нравился, особенно партийным деятелям с большим культурным уровнем или стажем. Еще 14 декабря 1931 г. инструктор горкома А.Г. Соловьев давал в дневнике такую характеристику Хрущеву: «Очень недалекий и ограниченный»
[255]. А месяц спустя, он же, удивляясь быстрой карьере Никиты Сергеевича, писал: «Очень плохо учился в Промакадемии. […] Теперь второй секретарь, вместе с Кагановичем. Но удивительно недалекий и большой подхалим»
[256]. Поработавший под непосредственным руководством Никиты Сергеевича начальник строительства метро П.П. Ротерт в близком кругу в сердцах заявлял, что ненавидит его
[257]. В письме некоего В.И. Шилихина 1935 г., переправленном неизвестным с пометой на конверте «МК ВКП(б) лично Хрущеву», также сквозило недовольство новым руководителем Москвы. Об этом свидетельствовал фрагмент, где упоминался некий бывший председатель губисполкома, который «с 1904 г. в партии: раньше всех этих хрущевых и Ждановых вступил и теперь должен быть у них холуем»
[258].
Критические оценки нового руководителя звучали даже от тех, кто входил в бюро Московского комитета. Редактор газеты «Рабочая Москва», кандидат в члены бюро МК ВКП(б) Л.И. Ковалев 29 марта 1935 г. в присутствии подчиненных бросил о Никите Сергеевиче фразу: «Тоже [мне,] секретарь МК. Дали секретаря». Дело получило огласку, квалифицировано как «возмутительный случай дискредитации т. Хрущева» и расследовано Комиссией партийного контроля при ЦК ВКП(б). Уже 8 апреля руководитель группы печати КПК П.Н. Поспелов писал секретарю ЦК ВКП(б), по совместительству – председателю КПК, Н.И. Ежову: «Факт безобразного, антипартийного поведения Ковалева, в частности, попытки дискредитировать тов. Хрущева – в основном подтвердился». Николай Иванович, в свою очередь, поинтересовался у Л.М. Кагановича, как поступить в таком случае: «1) Стоит ли обсуждать это дело официально или ограничиться вызовом Ковалева и устным указанием; 2) Может быть, просто перебросить его из Москвы?»[259]. Возможно, из-за позиции Лазаря Моисеевича происшествие не имело для Ковалева весной 1935 г. зримых последствий – он оставался на своей должности вплоть до начала 1936 г.
Скрытые сомнения относительно нового назначения мог иметь и Хрущев. Одновременно с ним на пост второго секретаря Московского комитета партии выдвинулся Н.В. Марголин. Никита Сергеевич вспоминал, как однажды тот откровенно назвал принцип, по которому им делаются кадровые назначения: «Знаете ли, когда я работал в Мелитополе секретарем окружного комитета, то евреи были для работы, а украинцев я выдвигал для вида». Такое признание задело Никиту Сергеевича и очень ему не понравилось
