В этой информации гораздо больше вымысла и притчеобразности, художественного обобщения и чистой фантазии, чем отсылок к конкретным фактам и персонажам. В такого рода «ленте» воспроизведения бытия не очень много места для анализа, сопоставления, проведения параллелей, — она осваивается просто как реально существующий пласт «рассказанной» истории, не требующей доказательств или подтверждения. Это, так сказать, гносеология самодостаточности, поскольку ей не нужны какие-либо дополнительные процедуры. Аксиология носит неразвернутый характер, также не слишком яркий в плане выражения резких эмоций, и в целом феноменология такого отношения к жизни носит всецело зависимый от реального потока бытия характер. Рефлексия, если она и имеет место быть, ни в коем случае не претендует на «выпрямление» или напротив — «усложнение» представленных версий событий, библейских персонажей, истории своей стороны.
Стихийный и архаический примитивизм, конечно, режет глаза, если вспомнить, что именно в это время (XIV–XVI века) писалось и создавалось в Европе. Но такого рода мыслительные процедуры, как вода камень, точили сознание русского человека и создавали такие формулы активного отношения к жизни, которые, не претендуя на исключительную субъектность, все же были адекватны самой реальности и, может быть, в меньшей степени искажали ее, чем это было возможно при использовании моделей дедуктивного толка.
* * *
Один из лучших исследователей Пушкина последних десятилетий В. Непомнящий четко сформулировал те черты мира Пушкина, которые являются трудно воспринимаемыми при подходе утилитарно-исследовательском, направленном на конкретные стороны жанровых особенностей, структуры повествования, характеристику чего-то предметно-понятного, похожего на то, что присутствует у других авторов русской и мировой литературы. Но как мы не раз убеждались в своих рассуждениях, всякий раз такого рода подход оказывается недостаточным для целостного понимания мира Пушкина. А оно, это целостное понимание, является духовной необходимостью для всякого неравнодушного человека русской культуры. Та «интуиция целого» и онтологической целостности бытия, о которой писал А. В. Михайлов и которая вошла, по его мнению, в русскую культуру через Пушкина и благодаря ему стала чуть ли не краеугольным камнем ее миросозерцания, — возникает как потребность русского сознания, а в рамках интеллектуальных построений, и потребностью русского ума: увидеть за частностью — целое, полное, единое.
