жизни, которая объясняет практически все загадки, изъясняет таинственные глубины русской души, дает указание на смысл исторических метаний и поисков России и т. п. — есть известного рода
интеллектуальное заблуждение?Почему, собственно, мир одного, хотя бы и гения, художника может претендовать на репрезентацию культуры и основных свойств характера, психологии, ментальных особенностей целой нации? Но априорное, широко распространенное допущение такой возможности по отношению к Пушкину существует у большинства представителей русского культурного мира разных эпох и разных традиций (от его современников до русских эмигрантов всех волн), поэтому логично будет считать, что такое «множественное» помешательство умов на протяжении почти двухсот лет не может быть простой ошибкой.
Однако важно найти некую методологическую основу в логико-интеллектуальной структуре личности и творческих актах самого поэта. И здесь стоит задуматься над следующим моментом. Принципиальнейшее основание русской жизни связано, как это неоднократно отмечалось и в самой России, и на Западе, с тем обстоятельством, что гносеологическая система русского способа мышления радикально отличается от того, что мы обнаруживаем в западном мире. Одна из черт этой гносеологии заключается в том, что в русской традиции в ряду основных оппозиций выступает противопоставление веры и знания, анализа и эмоции, отчетливо выраженной рационализации осваиваемого мира и стихийной синтетичности.
При самом первоначальном подходе к миру Пушкина видится то, что можно назвать внутренним противоречием его эстетики, а именно: весь взросший на французской, декартовского рода культуре, на базисных основаниях европейского Просвещения и твердо настаивая на благотворности и важности подобного рационально выстраиваемого процесса преобразования и культуры, и общества и самой жизни, Пушкин, тем не менее, во многом разделял архаические свойства и черты характера как самого народа, так исторического развития России.
Европейская прививка, сделанная России Петром Великим, только на время, только частично показала России иную линию развития, на которую ее свирепо пихал царь-реформатор. Но все его усилия нечеловеческого масштаба, как-то: создание в болотах устья Невы чудесной северной Пальмиры, до сих пор изумляющей людей Запада своей классической красотой форм, величием замысла и быстротой исполнения; появление по его мановению русской армии и флота, инженеров, архитекторов, первых исконно русских буржуа, потом незаметно и тихо сходят на н е т. Пушкина крайне занимала эта проблема «приближения-отталкивания» России от Европы, и сам он, будучи воспитан в духе европейского Просвещения, о чем сказано выше, не собирался отбрасывать ценности допетровской эпохи, древней Руси.
