Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка | страница 72



Сравнение, сопоставление западной цивилизации и России, происходит тем самым, и с одной и с другой стороны Это мы и видим на примере де-Кюстина, Ораса Верне, Ф. Ансело и ряда других визитеров в николаевскую Россиию (если речь идет о «пушкинском периоде»)[5], но также это свойственно и русским деятелям культуры. И Пушкин и А. Герцен, и далее Л. Толстой, и Ф. Достоевский — все они неизбежно проводили параллели и сравнения российской действительности с жизнью Запада.

Но что же случилось у Пушкина, почему вдруг Ф. Достоевский, выделил в качестве чуть не главной черты его гения «всемирную отзывчивость», умение воплотиться в психологию, душу, культуру других народов и тем самым открыть одно из важнейших свойств русского народа — его умение и желание резонировать с окружающим миром, не противопоставлять себя ему, но каким-то образом с ним слиться.

Можно возразить, что советский период развития России замешан как раз на ином тесте — тотальном и практически всеобъемлющем неприятии всего западного — от политического устройства, до одежды, нравов и т. п. Но парадокс заключался в том, что это неприятие носило внешний, условный по-своему характер. Чуть ли не всякий советский гражданин знал, что многое в рамках западной цивилизации делается лучше, удобнее, нужнее для человека. Да и сама политическая верхушка, собственно, и приняла эту парадигму западной демократии, так как ей надоело скрывать и подпольно реализовывать свои возросшие человеческие желания в плане потребления «красивой» жизни. При всей карикатурности этого краткого описания отношения к Западу (в бытовом, конечно, плане) в глубине советского человека складывалось отношение к Западу как к месту, где человек может приодеться, купить без проблем машину, начать путешествовать и пр. Весь этот комплекс нереализованных потребностей человека советской эпохи, особенно в период разрядки и перестройки, когда возможность войны казалась совсем уж удаленной от обыденной жизни, не в последнюю очередь привел к тому, что так легко капиталистическое устройство жизни было принято основной массой населения. Много здесь было иллюзий, и многие мысли из Толстого и Достоевского на этот счет были забыты именно что в России. Сейчас все это приходится «расхлебывать» через честное и откровенное выяснение отношений с Западом по «гамбургскому счету» — без розовых и всяких иных очков, без ревности сравнения, где, кому и как лучше живется. Идеологическая конвергенция в определенном смысле произошла, не вымыв, правда, из своего базиса некоторых иллюзий как по поводу западных стереотипов и модели жизни, так и по поводу русского способа жизнедеятельности.