среди пользователей этого языка; его работа на пути развития языка видит возможности онтологической абстрактности, достаточной для описания самых сложных процессов в уже существующих единицах и элементах языка.
Он видит в этих единицах (словах) особые глубины (как видим мы глубины в словах вечной книги — Евангелия), которые вовсе не требуют избыточной абстрактности и по существу оторванности от бытия — в особых терминах и понятиях.
По-своему Пушкин наложил и ограничения на дальнейшее развитие понятийной стороны русского языка; да и к чему это развитие было необходимо (в эту сторону), если пересозданный им язык с лихвой покрывал все потребности носителя этого языка для открытия главных тайн и свойств данного ему мира.
По существу, решение или даже неполное рассмотрение вопроса о преобразовании Пушкиным русского языка дает ответ на вопросы, онтологически важные для существования не только литературы, на этом языке созданной, но и для существования целого народа, а также отсылает нас к пониманию этим народом своей исторической будущности, своих идеалов, критериев выделения главного в человеке и его деятельности, дает конкретный словесный состав ведущих для него понятий — жизни и смерти, добра и зла, гения и злодейства, разума и безумия, правды и лжи, Бога и неверия.
Идя, вслед за Пушкиным, по эволюции этого языка, понимаешь, что через него, язык, можно увидеть и потребность социальных революций, и испытание человеческой природы самым радикальным и страшным образом, и известную бесшабашность русского человека, и содержание основных его ценностей, без которых он не может существовать сколь можно долго. Такой язык не требует для себя отдельных философских или психологических прописей и разделов, он уже все это содержит в себе, как в некоем неразделяемом единстве.
Быть русским — это означает быть полностью растворенным в своем языке, отдаться его стихии, поскольку таким образом можно принять или отторгнуть основные ценности русской жизни; а философствовать по-русски — это значит приближаться к Богу через данный нам язык.
Русская картина мира может быть воспринята и понята только через русский язык; каких-либо иных отвлеченных структур и представлений для ее воспроизведения не существует. Это не означает, что такую попытку нельзя предпринять, но в этом случае она будет изначально искажена и при этом в основных своих характеристиках и свойствах. Потому-то все иноязычные версии этой картины мира никогда по существу не попадали в главные ее параметры: вместо широкого и объемного полотна исторического, как правило, сюжета, написанного в жесткой реалистической манере, мы сталкивается с легкой акварелью или графическим шаржем, карикатурой, что чаще всего и происходит в рецепции русского мира со стороны.
