Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка | страница 112
Нет слов, а вместе с тем, очевидно, что Россия подбирается к очередному своему зиянию, очередной пропасти, которую необходимо преодолеть одним прыжком — или погибнуть. Но Пушкин спасет, у него мы всегда найдем слово, которое продолжит жизнь и историю России, а стало быть его, Пушкина.
1. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в десяти томах. Том седьмой. М., 1964.
2. Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М.,1999.
3. Ля Гофф, Жак. История и память. Пер. с француз. М., 2013.
4. Мы не принимаем во внимание классические работы многих и многих исследователей Пушкина — от В. Белинского, П. Анненкова, П. Бартенева до Ю. Тынянова, С. Бонди, Г. Гуковского, Ю. Лотмана и множества других. Мы говорим исключительно о понимании исторического миросозерцания Пушкина в советскую эпоху с официальной точки зрения Историзм Пушкина понимался исключительно, как его участие (почти открытое) в освободительном движении декабризма, которое, как известно, «разбудило Герцена» и т. д. В крайних формах этих концепций Пушкин представал как нереализовавший себя (из-за ссылки) революционер. Исходя из этих идеологем было бы совсем неплохо, с точки зрения таких схем, если бы Пушкин и пострадал за свои убеждения, попал бы на каторгу и пр.
Любопытно, что участие Достоевского в кружке Петрашевского и его пребывание на каторге ничуть не увеличило любви советского официоза по отношению к этому гению русской литературы. И никакие данные его заслуги не отменили обвинений Достоевского в «реакционности», «ложном идеализме» и т. п.
Пушкин и Чаадаев. К поискам «русского пути» в истории
Думая над тайной Пушкина, как ее нам обозначили Гоголь и Достоевский, а продолжили данную линию понимания русского гения лучшие русские философы и религиозные мыслители, хочется уловить и понять что-то главное, основное, с ней связанное.
Одной из главных констант Пушкина будет все же его первородство в плане формирования русского национального мышления. Ведь, если посмотреть без предвзятости и без лишнего умиления на русскую литературу в ее 800-летнем развороте до Пушкина, нельзя не заметить, что вся она была достаточно ограниченной по особенностям светского ее применения. По сути дела ее и не было для относительно широкого читателя, поэтому светские жанры в ней если и развивались, то крайне ограниченным образом и не получили какой-либо явно выраженной традиции [1].
Это была литература с т а н о в л е н и я, но не достижений, психологических тонкостей и эстетических красот. Посреди нее высятся «Повесть временных лет» летописца Нестора, «Слово о законе и благодати» Илариона, «Поучение Владимира Мономаха», «Слово о полку Игореве», «Слово Даниила Заточника», «Задонщина» и другие жемчужины древнерусской литературы, протопоп Аввакум, Ломоносов, Державин, — можно добавить, исходя из пристрастий и намерений исследования, иные тексты и иных авторов. Но при одном лишь беглом взгляде на Пушкина понимаешь, что именно