У самого Пушкина вопросы истории, истории России в первую очередь, «ходы» истории, исторические закономерности и исторические случайности — все это предмет постоянного осмысления в его литературных заметках, критике, письмах и художественном творчестве. В этом отношении обратимся еще раз к его развернутой рецензии на двухтомную «Историю русского народа» Н. Полевого, написанной как известное возражение на корректировку ее автором «Истории государства российского» Н. Карамзина. Это одна из немногих рецензий, опубликованных Пушкиным при жизни (в «Литературной газете» в 1830 году).
Он пишет: «Карамзин есть первый наш историк и последний летописец. Своею критикой он принадлежит истории, простодушием и апоффегемами хронике. Критика его состоит в ученом сличении преданий, в остроумном изыскании истины, в ясном и верном изображении событий. Нет ни единой эпохи, ни единого важного происшествия, которые не были бы удовлетворительно развиты Карамзиным. Где рассказ его не удовлетворителен, там недоставало ему источников: он их не заменял своевольными догадками… Нравственные его размышления, своею иноческою простотою, дают его повествованию всю неизъяснимую прелесть древней летописи» [1, 133–134].
Пушкин рассуждает абсолютно в духе европейского мыслителя, пропитанного идеями Просвещения, для которого идея прогресса, перетекание и развитие неких обобщенных представлений и основных смыслов, совершенствование человека от прошлого к будущему — непререкаемая ценность. Основная идея Просвещения — бесконечный прогресс в социальном, нравственном, цивилизационном смыслах усвоена и принята русским поэтом. Но с существенными дополнениями.
Пушкин есть явление не только русского и европейского Просвещения, но он одномоментно присутствует и в том, что обозначено нами как русское Возрождение. А это дополнительные и весьма существенные уточнения и смысловые коннотации, какие необходимо учитывать, обращаясь к миру Пушкина.
Европейское Возрождение, восстанавливая в своих правах ушедшее время — золотой век античности, реабилитирует не столько ценности, этому веку присущие, но и само представление о прошлом времени как такой ценности, которую необходимо воспроизвести, повторить. Происходит реанимация не просто ушедшего времени, но само сознание человека эпохи Ренессанса становится в темпоральном смысле бесконечно протяженным (поскольку даже и античности уже не хватало для того актуализированного (модернистского по сути) сознания, — погружение шло дальше — в глубины греко-микенской цивилизации, Мессопотамии, всей мировой истории, как ее возможно было — через эту внезапно открывшуюся возможность «идеально», с точки зрения всего лишь интеллектуальных усилий, — вообразить, расширяя современность и внезапно обнаруженное на значительном протяжении (то есть длящееся назад)
