С одной стороны, радует, что кардинал Каспер в очередной раз заявил, что Католическая Церковь не намерена заниматься прозелитизмом по отношению к православным христианам. С другой стороны, я бы не разделил безоблачного оптимизма католического иерарха относительно состояния наших отношений. <…>Ватиканская дипломатия следует очень примитивной тактике: наступать и затем, через некоторое время, говорить: «А теперь давайте все забудем». У православных христиан хорошая память, и, к сожалению, наступательные шаги Католической церкви порождают у все большего числа православных верующих ощущение того, что Католическая церковь ведет себя недружественно, несмотря на все широкие улыбки. Кардинал Каспер говорит, что униатство – это мост между Востоком и Западом. Я думаю, что если это и мост, то он заминирован, и идти по нему опасно.[15]
В России, Белоруссии, странах Средней Азии подчиненные Ватикана действовали более тонко – но также наступательно. В начале девяностых Православная Церковь была очень ослаблена. Тот же нынешний Патриарх сравнивал ее тогда с человеком, у которого долго были связаны руки – работать ими сразу невозможно. К тому же для российских либералов, контролировавших в то время власть и СМИ, главным врагом всегда было именно Православие – а потому западным религиозным влияниям дали зеленый свет. На некоторых телеканалах вовсю выступали «католики», протестанты и сектанты, а вот ни одного православного священника увидеть было нельзя.
Конечно, наши западные «братья» вовсю начали пользоваться ситуацией – и было бы странно, если бы этого не случилось. Ведь даже в 1920-е годы Ватикан пользовался крайней ослабленностью Русской Церкви, ведя ее спиной переговоры с большевиками, чтобы под предлогом благотворительной помощи направить новых священников в страну, где в их духовном руководстве никто не нуждался. Тогда не получилось – большевики оказались, мягко говоря, ненадежными и неискренними партнерами. Но через шестьдесят лет Ватикан попытался взять реванш.
В России впервые за ее историю появились «католические» СМИ, вузы и благотворительные организации. Приехало множество священников и монахинь – прежде всего из Польши. Некоторая часть прозападно настроенной интеллигенции, всегда испытывавшая симпатию к Риму, влилась в контролируемые им общины и стала потихоньку обличать «косное» Православие.
В эти годы я уже работал в Отделе внешних церковных сношений Московского Патриархата. И, хотя отношения с «католиками» долго в мои обязанности не входили, я довольно часто встречался с их представителями. Открылась первая нунциатура – ватиканское посольство во главе с пожилым и не очень активным итальянским архиепископом Франческо Коласуонно. Располагалось это учреждение поначалу в обычной квартире «дипломатического» дома на Коровьем валу. Периодически мы вели там беседы на самые разные темы – в основном со священниками Рихардом Чемусом и Иваном Юрковичем (последний был потом главой нунциатуры, а сейчас представляет Ватикан при ООН в Женеве). Принимали их у себя, иногда вместе ездили в православные приходы. В разговорах – дружеских, но осторожных – я всегда старался дать понять, что православные христиане не ждут широкой католической миссии в России, а те интеллигенты, которые обещают чуть ли не за пять лет сделать нашу страну «католической», просто не знают ее по-настоящему, да и к Ватикану испытывают симпатии главным образом потому, что внутренне противопоставляют его Православию. Так получилось исторически: реальные постхристианские либералы в России малоизвестны и не представлены, а вот Рим оказался «ближайшей точкой опоры», поэтому к нему и устремились критики традиционного русского христианства.
