Татьяна Николаевна сообразила, что нужно как можно скорее забраться на большой камень. Она неловко заспешила, задела чьи-то сандалии — наверно, этого Игоря Петровича — и, как в первый день на пляже, извинилась перед ними. К ней подступило то печально-знакомое ощущение, будто она пришла на пляж по-московски болезненно-бледная, напряженно щурится, оступается на острых камнях, неумело тащится по уплывающей из-под ног гальке и все вокруг покачивается, все неясно, нетвердо, нечетко, «не в фокусе» — она одна.
Татьяне Николаевне стало жалко себя в этом придуманном для себя нездоровом и одиноком виде. Кисло зачесалось в носу. И, вконец разобиженная, она закинула пляжную сумку на камень. Потом приподнялась на носки, зацепила руками знакомые углубления вверху, чтобы подтянуться, взобраться, и оглянулась.
Сзади, совсем близко к ней, стоял этот Игорь Петрович и не смеялся над Татьяной Николаевной — глаза его были серьезные, может быть даже сочувствующие. Он протянул к ней руки, крупные, сильные:
— Можно вам помочь?
И Татьяна Николаевна не узнала его голоса. Как не узнала голоса его жены. Они говорили с ней другими, своими голосами.
Она независимо тряхнула выгоревшими волосами, стянутыми красной тесемкой, и совсем неожиданно для себя робко сказала:
— Пожалуйста.
И даже не взглянула на него.
Но странно волновало и долго сохранялось ощущение рук этого человека, бережное их прикосновение, как будто они давно знали, как лучше приподнять ее над пляжем, подсадить на камень. Это было ужасное для Татьяны Николаевны открытие, — она никогда раньше не чувствовала таких родных и понятных рук, как эти.
И она решила, что лучше для нее слушать, как отвечает этот человек голосу своей жены, различать комариный присвист в его ответах, этот непонятно ради каких высоких принципов возведенный на семейное счастье обман, и с удовлетворением для себя отмечать, что они с Генкой живут по-другому…
Вот только Генка так поспешно и неожиданно собрался в экспедицию — разве не мог знать о ней заранее? Нет, нет, Татьяна Николаевна уверена, что он ничего не знал об экспедиции заранее. Конечно, не знал. И письма присылает регулярно.
Татьяна Николаевна стала припоминать его письма, но — странное дело — теперь они читались ей голосом того человека под большим камнем, который поспешно отвечал своей жене «да-да», «конечно, конечно», и поэтому даже такие слова, как «дорогая», «целую», «спасибо», стали повторяться дважды.
