Игорь Петрович вернулся с вымытым виноградом и заслужил похвалу — как будто ногтем по стеклу провели.
Татьяна Николаевна любила мыть виноград в море. И алычу тоже. Кожица у ягодин становилась солоноватая, но от этого мякоть казалась слаще. Всех, кто не понимал, как вкусно мыть виноград прямо в море, Татьяна Николаевна определенно не любила, как и тех, кто не умел или боялся плавать.
Утром она их не узнала.
То есть она вообще их увидела впервые, но уже так привыкла к тем, которых слышала, что появление этих троих у камня было просто немыслимым.
Тот, кого женщина называла Игорем Петровичем, был высоким, крепким, уже загорелым. Густые, почти седые волосы цвета соли с перцем, крупный нос и немножко припухлые, хотя и резко очерченные, губы, несмотря на четкие морщины на лице, делали его добродушным и нестарым, а светлые, совсем синие рядом с морем глаза были и вовсе молодыми, как и сильные руки и ноги человека, который стоял и почему-то улыбался Татьяне Николаевне.
Теперь она разглядела и женщину за его спиной, у камня. Красивую невысокую женщину лет сорока, немного располневшую, но складную. Такое удивительное лицо, как у нее, рисовали художники в начале века в журналах и на открытках — просто ангельской чистоты лицо с лучистыми ясными глазами, в рамке пушистых, вьющихся русых волос.
Татьяна Николаевна не знала, сколько она простояла в удивлении перед этими людьми, замечая по-женски все сразу: и как они выглядят, и импортный шерстяной купальник женщины, верхняя часть которого была красной и на ней выткан изящный синий цветок, а нижняя — синей с тем же цветком, но красного цвета, и золоченый поясок Борискиных зеленых плавок с якорьком на кармашке… Она не сообразила сразу, что нелепо стоять перед этими незнакомыми людьми, все глубже утопая в горячей гальке, которая медленно расплывается под ногами, как трясина.
Пройдет много дней после этих минут, и случатся такие ночи, когда почему-то не идет сон, а может быть, его отгоняют сами собой возникшие воспоминания об этом жарком утре. И снова взбудоражится все в Татьяне Николаевне. Припомнит она свою растерянность и представит, насколько глупо выглядела, когда остановилась перед этими людьми. И в состоянии великого стыда за себя Татьяна Николаевна почувствует, как сердце начинает колотиться не в такт и становятся горячими, багровеют уши, щеки, шея, даже плечи.
— Игорек, по-моему, это та девушка, которая так пугает меня, когда прыгает с камня, — спокойно сказала женщина. — Вы, может, будете предупреждать нас теперь? — с улыбкой попросила она Татьяну Николаевну. — Мы здесь будем теперь каждый день! — почему-то вызывающе добавила она и легко, как по ровному паркету, пошла по гальке к морю. Такая ровная, сдержанная и укрощающая все вокруг своей спокойной неземной и недоступной пониманию красотой. Даже море приглушило шорох прибоя, когда она подошла к воде.
