Это она только здесь, на большом камне, подумала, что сами люди делают из истории и науку, и сказку, и балаган. А точные даты здесь ни при чем.
Однажды под большим камнем Татьяны Николаевны задержалось семейство.
— Игорь, — произнесла женщина. — Собери вокруг острые камни и отнеси в сторону. Тут есть тенек для Бориски.
Татьяна Николаевна не стала поворачиваться к щели, чтобы взглянуть на тех, кто пришел. Ее только-только начинало прогревать, и она готовилась услышать знакомую мелодию изнутри камня.
Но голос женщины как-то невежественно прервал все традиционные приготовления Татьяны Николаевны. Поразительный голос — говорила женщина самые обыкновенные слова, а таким тоном, будто она затевает ссору в накаленной страстями кухонной атмосфере коммунальной квартиры. С таким голосом сразу представилась Татьяне Николаевне длинная плоская дылда с неопрятными шестимесячными кудряшками над узким лбом и в пестром замусоленном халате с вырванными внизу пуговицами.
— Да-да, — поспешно ответил этой женщине мужчина. И это «да-да», заметила Татьяна Николаевна, было сказано чуть быстрее, чем нужно, чтобы выразить свое согласие искренне.
Потом мальчишка безнадежно заканючил «ма-а-ам, я хочу купаться, а-а». И Татьяна Николаевна поняла, что ему целое утро внушали — сегодня купаться его не пустят. Так оно и есть. Опять голос мамаши:
— Бориска, маленький мой, сегодня ты только пообветреешь, а папуля намочит в море полотенце и оботрет тебя. Ведь мы об этом договорились, правда, папа?
— Да-да, — очень быстро согласился папа.
— Надо привыкать к югу постепенно, — раздраженно заметила мама, как будто ей сейчас же начнут возражать.
Разговор неожиданных соседей так назойливо лез в уши, что Татьяна Николаевна, не взглянув на них и не прогревшись, поднялась на ноги, увидела знакомую серебристую полоску моря на горизонте и прыгнула в воду.
Может быть, когда она коснулась воды, ей только послышалось, как вскрикнула женщина, — или это пустую бутылку кто-то нечаянно уронил на камни?..
Татьяна Николаевна плавала долго, дольше, чем всегда. Над морем кружили чайки, их почему-то было больше, чем всегда, и они резко, протяжно кричали, пронзительно, как мартовские коты. «Какая-то чертовщина», — подумала про них Татьяна Николаевна. Но вместе с котами возникли образы кухни в старой коммунальной квартире, растрепанной склочницы с плохо покрашенными волосами, тихого человечка, рано облысевшего, круглопузенького, в застиранной майке, с затравленным взором и кроткими, поспешными «да-да», в ответ супруге.
