Какая-то толстая еврейка уже громко благодарила Веру за чудную игру, рядом дежурил ее пришибленный сынок с букетиком фиалок. Курт похолодел — только тут он сообразил, что забыл купить цветы. И, словно подчеркивая крах его предприятия, полил дождь.
Фиалковый сынок, наущаемый мамашей, сообразил раскрыть зонт над собой и Верой и, сунув ей в руки букетик, залепетал ерунду. Довольная мамаша кивала под своим зонтом. Курт мок возле них, дожидаясь непонятно чего.
— Ну, я поеду… — с полувопросом произнес он, вклинившись в комплименты.
— Спасибо, что пришли, — сказала Вера и покраснела, потому что уже говорила это. И разглядев мокрого и несчастного Курта, вдруг предложила:
— Подождите, я вас подвезу. Да идите же, промокнете!
И махнула рукой в сторону дверей.
Через несколько минут Вера подъехала за ним на своей маленькой «хонде».
Курт сидел рядом, мокрый и взволнованный. Он был наедине с нею. Совсем не так, как думал, но — наедине!
— Ну, — сказала Вера, осторожно выводя из ступора своего нестандартного кавалера. — Расскажите что-нибудь.
— Та-ак глупо, — сказал он наконец. — Я-а да-аже не при-инес цветы.
Она рассмеялась.
— И замечательно. Я рада вас видеть просто так.
— И я. М-может быть, я могу вас пригла-асить куда-ни… будь?
Она посмотрела на него, сколько позволяла дорога, и сказала:
— Милый Курт…
Голос звучал немного печально.
— Ну, хорошо. По чашечке кофе, да?
В кафе он настаивал, чтобы Вера непременно взяла десерт, Вера немного сердилась, но потом сдалась, и Курт был доволен. Он заговорил о себе — Вера слушала рассеянно, потом спросила про маму. Курт подавил в себе приступ дурноты и исполнил печальный речитатив верного сына.
Вера снова погладила его по руке, как тогда, на поминках.
Когда она остановила машину у его дома, Курт в три приема попросил разрешения как-нибудь ей позвонить, и она, помедлив, сказала: конечно, звоните. Его немного резанула эта пауза и это легкое движение плечами, но он решил об этом не думать. Она ведь сама дала свой телефон!
Телефон он сразу переписал в книжечку. У него был хороший почерк.
Он подождал несколько дней, чтобы было именно «как-нибудь», а не назойливо. Вера была занята. Он позвонил назавтра — она не могла. Посоветоваться было не с кем, и на третий день Курт позвонил снова.
— Курт, — сказала Вера, — мне так неловко, но правда же… Я очень занята.
И он спросил:
— Чем?
— Ку-урт, — укоризненно протянула она, и в трубке настала тишина.
— А… лло, — сказал он.
— Да. — И снова тишина.
