— Ты тут не теряла времени, — шепнул Марко в стриженое темечко.
— Дурак! — Она сжала его еще крепче. — Вот же правда дурак!
Он осторожно провел пальцем по ее животу, и сладкая судорога прошла по тонкому телу.
— Ты меня не забыла… — констатировал Марко.
— Что ты делаешь…
— Как всегда. Домогаюсь.
— Ты ужасный.
— Ты даже не представляешь, до какой степени. Идем.
— Погоди. Я сейчас.
Стараясь двигаться не быстрее обычного, она одевалась и собирала вещи. И, уходя, махнула своему веснушчатому кавалеру:
— Пока-пока!
И вдруг увидела отчаяние в детских глазах.
Тогда, отпустив руку Марко, она подошла к мальчику. Вся тоска и несправедливость мира застыли в долговязой фигуре.
— Ты замечательный парень, Руди! — сказала Ингрид и осторожно прикоснулась к детскому плечу. — И очень симпатичный. У тебя все будет хорошо, вот увидишь!
— Ты завтра сюда придешь?
— Не знаю.
— Ты же местная!
— Я еще не знаю, — сказала Ингрид.
— Приходи, — попросил мальчишка.
И тогда, наклонившись, она поцеловала его. И, оставив губы возле нежного лица, шепнула в самое ухо:
— Ты — мой талисман. Будешь моим талисманом?
Он кивнул, не в силах говорить.
— Ура-ура, — рассмеялась она. — Только чур никому…
Он кивнул.
Когда Ингрид и Марко ушли вдоль линии прибоя, мальчишка вскочил и, задыхаясь от ощущений, со всех ног рванул куда глаза глядят.
Он бежал к молу, о который с грохотом било огромное море.
— Мы — идем — в кафе, — раздельно и нравоучительно сказала Ингрид, покачивая большую руку Марко в своей.
— Хо-ро-шо, — в такт ответил он, и она рассмеялась своим теплым смехом. Ветер обдувал ее лицо и плечи, солнце высвечивало ободок тучки и заливало розовым светом бочок отдельно плывущего облака. День застыл в самой счастливой секунде, словно весь мир был в сговоре с Ингрид и кто-то решил растянуть ей радость от этого мгновения.
Они потеряли представление о времени, и остатка ее разума хватило только на то, чтобы позвонить маме. Они ели штрудель с мороженым, пересказывали друг другу дни, проведенные врозь, и целовались.
— Какая красота! — вдруг выдохнула Ингрид.
В сторону мола, прямо по пляжу, аллюром прошла конная полиция — мужчина и женщина на двух красавцах, гнедом и сером в яблоках.
— Погляди!
— Не-а… Он смотрел на нее, и Ингрид рассмеялась.
Марко слушал ее сбивчивое счастливое щебетание, но поверх всего этого звучала какая-то небывалая музыка. И он рассмеялся, поняв, что сегодня сделает ей предложение. Он — циник, мачо, самец-одиночка…
— Ты чего?
