Homo ludens | страница 53
И все-таки почему Мандельштам?
Потому что в сознании мыслящих людей крупнейший поэт ХХ столетия стал символом трагической судьбы миллионов и миллионов жертв сталинских репрессий. Мандельштам – это гигантское увеличительное стекло, через которое, если обладать историческим зрением, можно увидеть корни российских бед и злоключений – со времен царя Гороха до нынешних дней.
Вообще, заниматься с З. С. одним делом, находиться рядом было для меня настоящим удовольствием. Переживший многое (нездоровье, неприятности в отношениях с властью), он тем не менее, встречаясь, не жаловался, был всегда любезен, добр и часто весел. И, казалось, только слегка неровная походка выдавала в нем человека, испытывающего какой-то дискомфорт.
Между тем наши Первые Мандельштамовские чтения основательно поддержали за рубежом. 27–29 июня 1988 года, к 50-летию со дня смерти поэта, состоялся Первый международный симпозиум «Осип Мандельштам (1891–1938)», организованный факультетом иностранных языков и литератур Университета города Бари (Италия). Участвовали ученые из Италии, США, Англии, ФРГ, Франции, Западного Берлина, Израиля и других стран. В советскую делегацию вошли Г. Белая, М. Дудин, Вяч. Вс. Иванов, А. Кушнер, Е. Невзглядова, З. Паперный, О. Смола. М. Гаспаров приехать не смог и прислал доклад.
Зиновий Паперный на Мандельштамовскиx чтенияx. Бари (Италия), 1988. Архив семьи Паперных
Многим нынешним читателям этого, кажется, не понять, но я пережил настоящий шок, и Зиновий Самойлович, вероятно, испытал нечто подобное. Потому поделюсь своими впечатлениями тех дней.
Такое счастливое стечение обстоятельств выпало на мою долю впервые. Впервые выехал в свободную европейскую страну, о чем страстно мечтал с тех пор, как стал понимать, в какой стране живу. Очутился не где-нибудь, а в Италии, представлявшейся мне сплошным праздником искусства. Приехал не по заурядному поводу, а благодаря поэту, о котором неотвязно думал с аспирантских лет. Тосковал по нему. Хотел для него что-нибудь сделать. Ловил каждую возможность говорить о нем со студентами. (В 1967 году впервые после многих лет замалчивания отдельной брошюрой вышел «Разговор о Данте». Мы, члены НСО, тут же на своем заседании вывесили плакат:
Нам хотелось открыто заявить о своей солидарности с поэтом.)
Я поехал не один, а в компании людей, думающих и чувствующих примерно так же, как я. В течение пяти дней на неподцензурной территории тесно общался с З. Паперным, Е. Эткиндом, А. Жолковским, А. Кушнером, В. Швейцер и др. В свободные от заседаний часы гуляли по улицам города. Смотрели во все глаза – на дома, экзотические деревья и цветы, на лица итальянцев, наблюдали за поведением молодых людей, чем-то напоминавших грузинских кацо на проспекте Руставели в Тбилиси. Все до мелочей было интересно. Наверное, потому, что мы, пришельцы из СССР, кожей ощущали, что там, у себя, связаны по рукам и ногам, а здесь, как казалось, дышим полной грудью. Даже разноцветное мороженое в судочках, которым нас угощали, воспринималось как знак многоцветной жизни.
