Homo ludens | страница 23
Девятого мая сорок пятого года, во время праздника победы, я первый раз в жизни увидела Иту Израилевну рыдающей. Тогда она уже поняла, что надежды больше нет. В извещении было написано «пропал без вести». Зяма всегда говорил про своих родителей: если происходит катастрофа, то папа начинает заламывать руки и стенать, а мама тут же берет ситуацию под контроль – сейчас делаем это, потом то. Но тут ее разрывали рыдания, и она никак не могла остановиться.
Мы съездили на дачу в Баковку посмотреть, но смотреть там было не на что, там жили солдаты, они разводили костры прямо на полу. Осуждать их за это мы, разумеется, не могли, тем более что почти все они, скорее всего, погибли в эту зиму 1941-го. Напротив нашей дачи был забор. Участок принадлежал маршалу Малиновскому. Потом шли генеральские дачи – Рыбалко, он потом стал маршалом, Баграмяна. Я хорошо помню пленных немцев, которые строили дачу Малиновского. Они жили в бараках на поле и каждый день ходили мимо нас. Видимо, страдали от цинги, потому что обычно протягивали руку и повторяли:
– Лук, лук, лук….
Я помню, как Ита Израилевна давала им этот лук. Я тогда думала: боже мой, как у нее хватает сил, они же убили ее сына.
Она была удивительный человек. Очень ясный, очень четкий, очень определенный и очень хороший. Она всегда говорила:
– Зяма, ты должен заниматься.
Своей усидчивостью, способностью работать в любых обстоятельствах и в любом состоянии он обязан ей.
В 1949 году мы работали в «Литературной газете», где специально для Зямы Ермилов создал отдел истории литературы. Зяма был начальником отдела, и у него было двое подчиненных – моя лучшая подруга Ася Берзер и я. В том году «Литгазете» исполнялось двадцать лет, и Зяма решил устроить что-то вроде капустника. Мы назвали наш коллектив «Ансамбль верстки и правки имени первопечатника Ивана Федорова». Туда вошло много талантливых людей.
Калерия, Зиновий, Вадик, 1948. Архив семьи Паперных
Наш Ансамбль – с помощью моих родителей, окончивших незадолго до революции Московскую консерваторию, – поставил оперу «Евгений Онегин». В нашей опере сюжет сильно отличался от канонического. Ленский был молодой поэт, который долго и безуспешно пытался пробиться в Комиссию по работе с молодыми. Потом, уже знаменитым писателем-лауреатом, он приехал на бал. Там Вера Степанченко и Вадим Соколов исполняли куплеты Трике, но у нас это было «три К», арии трех критиков.
Вадим Соколов, Первый К, пел так:
