В течение всех этих дней, полных постоянных тревог, голубовато-серый осел ни разу не остановился поесть или попить. Он заботился только о том, чтобы остальные напились, чтобы они время от времени пощипали траву. Но, пока они пили, он сторожил. Пока они ели, он обегал соседние ущелья, с гордо поднятой головой, напряженно наблюдая, не покажутся ли где-нибудь ковбои.
На седьмой день охотникам удалось поймать стадо. Они заперли его в ущельи с отвесными каменистыми стенами, в ущельи, глубиною в триста метров, замыкавшемся отвесно спускавшимся утесом. Если бы Вислоухий не устал так сильно, он понял бы, как опасно это место. Очутившись в узком проходе, вернуться было невозможно, иначе как через плотные ряды лошадей и людей, преграждавших вход. Но, наконец, и его упорное сопротивление было сломлено. Он шел медленными, нетвердыми шагами. Его здоровое ухо бессильно моталось. Раненое ухо повисло еще более жалко, а глаза его померкли от недостатка сна и воды.
Супан Джим с радостью отказался бы от преследования, пощадил бы стадо диких ослов и голубовато-серого вожака, о котором так нежно заботился в его детстве. Однако остальные охотники не захотели и слушать об этом, ни за что не желая отказаться от своего намерения захватить живым Вислоухого и все его стадо. Лассо начали вертеться в привычных руках, свитки пеньковых веревок взметнулись над мохнатыми головами и туго затягивались вокруг отбивавшихся, дрожавших от страха и ярости тел. Пыль поднималась тучами; наступало страшное смятение.
Но на Вислоухого так и не удалось накинуть петлю. Хотя он видел, что пришел конец его вольной, дикой жизни, но все еще держал себя вызывающе. Он отчаянно метался из стороны в сторону, лягался, вставал на дыбы, как только его касалась веревка, но выскальзывал во-время из гибельной петли.
Охотники знали, что после поимки его легко было бы поймать и все остальное стадо. Они стали прежде всего преследовать Вислоухого, отгоняя его от остальных, топочущих ногами, обезумевших ослов. Охотники старались незаметно подкрасться к Вислоухому, с веревкой в руках. Но он осторожно пятился от них шаг за шагом, слегка опустив голову; ноги его дрожали от усталости, но глаза ни на секунду не отрывались от преследователей, в них ни разу не мелькнуло хотя бы самое слабое чувство страха.
Ковбои шли все вперед; все дальше пятился голубовато-серый осел. Они подогнали его к самому концу утеса, и здесь он обернулся к ним; усталые бока его тяжело вздымались, белая пена забрызгала его губы и нос.
