Я взял веревку, перерезал ее на две части и добрался до ослицы, погрузившись в болото всего по щиколотку. Само собой разумеется, что ослица наша попыталась укусить меня; благодарность была чувством, неизвестным ей. Я воткнул ей пучок вереска в зубы и привязал веревки к обрывкам ее упряжи, прежде чем она успела выплюнуть его.
После этого испанец прикрепил веревки к своему собственному ослу и перебросил мне палку. Я с радостным предвкушением ожидал случая отомстить. Палка была довольно основательна — великолепная палка. Я отодвинулся в сторону, чтобы дать простор своей руке, и затем при крике испанца размахнулся.
Но раньше чем палка дотронулась до нее, раньше чем буксирный осел успел натянуть веревки, Бланшетта приподнялась на дыбы, опустила передние ноги с громким плеском на метр дальше, повторила тот же маневр, задними ногами мотнулась в сторону и столкнула меня с верескового мостика назад в трясину.
Общими усилиями Билли с испанцем, наконец, вытащили меня. Меня обскребли, затем мы вернулись к шарабану. Бланшетта все еще оставалась привязанной веревками к другому ослу. Вся покрытая черновато-зеленым илом, она имела необыкновенно безобразный вид. Испанец и Билли оба стояли и смеялись над нею. Что касается меня, я скрылся за шарабан и переоделся.
В Олороне нам пришлось пробыть некоторое время, так как Билли заболела. Бланшетта еще более разжирела, стоя на покое в Отель-Пириней, — разжирела и разленилась. Утром в день отъезда было страшно трудно запрячь ее и еще трудней заставить ее сдвинуться с места. Однако, как только мы выехали из города и добрались до дороги, она выказала больше энергии и несколько миль прошла отлично.
Вскоре мы уже покинули страну басков.
В долине Аррекс проведена удивительная дорога, поднимающаяся головокружительными изгибами выше линии вечных снегов и спускающаяся затем, точно огромная змея, в знойную плодородную долину.
Сможет ли Бланшетта совершить такой путь?
Я решил, что я заставлю ее проделать это во что бы то ни стало. Если шарабан и его груз окажутся слишком тяжелыми для нее, я поклялся сбросить все в какую-нибудь подходящую пропасть, выбрав из нашего багажа самое необходимое, и втащить ослицу насильно наверх.
До этого дня мы совершенно не знали истинного характера нашей Бланшетты. Она выказала себя настоящей героиней: в течение первых четырех часов этого ужасного подъема она ни разу не остановилась по собственному побуждению. Только в час дня добрались мы до участка ровного пути, где дорога повертывала обратно вдоль склона горы. Мы остановились и позавтракали.
