Цвета расставаний | страница 79
– Теперь ты!
Он спустил плавки ниже колен, раздвинул ноги и показал свой срам. Одна из девочек взяла его за член и немножко потянула, вторая сделала то же. Он сдвинул ноги. Когда он хотел снова надеть плавки, одна из девочек сказала:
– Вот так и он лежал на твоей матери. Голый и с плавками ниже колен.
– Что? – Он не понял.
– Этот мужчина. Когда мы убежали в дюны. Они лежали вместе, он на ней, и стонали.
Он замотал головой. Он мотал головой и не мог остановиться. Он встал, мотая головой, натянул плавки, сбежал вниз по дюне и убежал оттуда.
Он побежал не к лежаку, а в другую сторону, там был уже дикий пляж, валялся пляжный мусор и какая-то группа подпевала молодежному шлягеру, несущемуся из туристского приемника. Он продолжал бежать до тех пор, пока уже не было слышно шлягера. Он сел на песок.
Ему не было стыдно, когда он и девочки оголились. Теперь ему было стыдно. За себя, и за девочек, и за мать, и за мужчину. То, что они делали, все они, показалось ему фальшивым, грязным, отталкивающим.
Мужчина. Тот мужчина, которого он видел за завтраком и не хотел видеть на корабле? Мужчина с серьезным взглядом, у которого щеки и подбородок все больше серели? Мужчина, который все поглядывал на его мать? Кто же еще. На острове мальчик его не встречал. Где он живет? В том же отеле? Они встречаются с матерью, когда он засыпает? Может быть, они и сейчас вместе в дюнах? Его мать голая, как только что обе девочки, и мужчина голый, как только что он?
Он не хотел представлять себе это, не хотел представлять себе мужчину и больше всего не хотел представлять себе мать. Он никогда не заходил случайно в спальню своих родителей, никогда не видел отца, лежащего на матери, никогда не слышал их стонов. Он не хотел этого и сейчас. Но он знал, что между его родителями это было правильно, а между его матерью и этим мужчиной – нет. Почему она это сделала? Может ли он у нее спросить? Может ли он рассказать ей об этих девочках и о себе? И если он ее не спросит и ей не расскажет – сможет ли он тогда вообще с ней разговаривать?
Пора было возвращаться к лежаку; часов у него не было, но он чувствовал, когда уже подходило к четырем. Он поднялся и пошел – медленно, нерешительно, то по воде, то по песку, снова и снова останавливаясь рассмотреть какую-нибудь раковину, или необычный обкатанный камешек, или медузу, или что-нибудь еще, до чего на самом деле ему не было никакого дела. Он хотел обдумать свою встречу с матерью, но не знал, как это делается, с чего начинать обдумывание, каким образом продвигаться, как дойти до цели. А что сделает мать, если он… У него не получалось это представить.