Он, по существу, не проснулся. Он слышал, как отворилась дверь, слышал, как кто-то вошел, на что-то наткнулся, чем-то шуршал, потом ее тело скользнуло под одеяло. «Тереза!» Значит, она нашла подмену и приехала. Она была голая, как и он, ее кожа была прохладна, и это оживило и возбудило его. Он повернулся к ней, обнял ее и притянул к себе. Ах, как она привлекала его, предлагала ему себя, открывалась ему! Он хотел насладиться ласками, но она так решительно влекла его в себя, что он недолго мог сдерживаться. Это произошло раньше, чем он успел что-то сказать, проявить нежность, принять все же позу, которая Терезе особенно нравилась. Он хотел о чем-нибудь спросить ее, но не знал о чем, и, когда все-таки начал что-то говорить, она положила ему палец на губы. И осторожно сдвинула его; теперь он лежал рядом с ней.
Он не слышал, как она ушла. Утром кровать рядом с ним была пуста, ее не было в ванной, в комнате не было ее вещей. Она не приезжала.
Он понял, что произошло. И в то же время он ничего не понимал. Как он мог не узнать Мару? Что он за отец, что за муж, что за человек? Как он покажется на глаза Терезе? А Сильвии? И если до ответов на эти вопросы у него еще есть время, то как ему сейчас встречаться с Марой? Которая его обманула и использовала и на которую он дико злился. Но перед которой чувствовал себя виноватым. И с которой никогда больше не будет так, как было раньше.
Или ему это только приснилось? Бастиан откинул одеяло. Запах любви. Нет, ему это не приснилось. Он спал со своей дочерью. Она не была его кровной дочерью, но она была его дочерью. Так чувствовала она, так чувствовал он, так чувствовала Тереза.
Он сидел на краю кровати и не знал, что ему делать. Они условились встретиться за завтраком в восемь. Он сидел и смотрел сквозь стеклянную балконную дверь и сквозь прутья решетки на склон, на трассу, на подъемник, на лыжников и лыжниц и на детей в шлемах, ловко объезжавших вешки, поставленные тренером. Он думал о том, как весело и беззаботно он вчера с Марой ждал там у подъемника, поднимался на гору и со свистом пролетал трассу. Так уже не будет, ни сегодня, ни завтра – никогда.
В дверь постучали; потом дверь приоткрылась, и в щель просунула голову Мара.
– Эй, соня, – засмеялась она, – поторапливайся! – Она вошла, поставила на стол поднос с чашкой кофе и круассаном, поцеловала его в лоб. – Через двадцать минут – внизу! – И исчезла.
Бастиан встал, принял душ, выпил, одеваясь, кофе, съел по дороге к лифту круассан – и спустя двадцать минут был внизу. Все было странно нереальным – все: от воды на теле, холодной и горячей, до внешности Мары. Как она могла выглядеть точно так же, как вчера? Но так же, как он вставал, принимал душ, ел круассан и вызывал лифт, – так же он брал лыжи из стойки, шел с Марой к подъемнику, пристегивал лыжи и катался с ней до тех пор, пока уже не пора было возвращаться в отель ждать Терезу и Сильвию. Их прибытие, приветствия, объятия, общий ужин – все происходило для Бастиана словно и наяву, и во сне. В постели он нащупал руку Терезы, удерживал ее, держался за нее. Но опоры не нашел. Еще бы, думал он, когда между нами теперь столько лжи.
