– Что с Михаэлем?
– У него рак лимфоузлов, и он долго не обращал внимания на симптомы. Он похудел, и все время был усталый, и не мог уже работать как раньше, и часто температура немного поднималась, и ночью потел… Он думал, что вымотался на работе и что ему надо в отпуск, а когда и после отпуска не стало лучше, он вынужден был уйти. Тогда я наконец смогла загнать его к врачу, и один врач посылал к другому, и в конце концов они назначили ему химию, которая, может быть, позволила бы ему прожить подольше, но он ее не хочет. Он как та собака, которую мне в детстве подарили и которая уже была старая и скоро умерла. Он встает утром, идет нетвердыми шагами к своему креслу, а в хорошие дни – на террасу и сидит или лежит и не двигается. Ест мало, и ничего не читает, и не говорит почти; морфина ему пока еще не нужно, но он уже так далеко отсюда, словно он его уже получает.
– Дети есть у вас?
– Они живут не с нами. Старший учится в Англии, а обе девочки в интернате. Михаэль рад, когда они приезжают; говорит он мало, но они читают ему вслух то, что он любил ребенком. И я тоже читаю ему вслух. И теперь он просит вас, чтобы вы его навестили. Или встретились с ним: он говорит, что поймет, если вы не захотите прийти в наш дом, но он еще может дойти до какого-нибудь кафе или до скамейки в парке.
– Что ему от меня нужно?
Теперь Милена все-таки взяла бокал, к которому не прикасалась, в то время как Сабина из своего пила. Милена подняла бокал, но снова поставила, так и не отхлебнув.
– Откуда мне знать? – Тон ее голоса изменился, он был недовольный, отстраненный. – Наверное, он писал это в письме. Он сказал мне, что написал вам письмо, а вы не ответили. Поэтому я и пришла. Чтобы вы знали, что он был бы рад с вами встретиться. – Она вынула из кармана шубы, которую держала на коленях, какую-то бумажку. – Здесь его номер. Телефон у него всегда с собой, вам ответит он, не я. – Она встала.
Сабина тоже встала. Но ни одна из женщин не пошла к дверям. Сабина понимала, как, должно быть, тяжело было Милене прийти к ней, и к чувству превосходства у нее примешались капелька злорадства и капелька сочувствия.
– Тебе, наверное, непросто было прийти сюда. – Она заметила, как замерла Милена: не понимает, хочет ли эта пожилая женщина утешить ее или унизить. – Я это уважаю.
Милена пожала плечами и пошла к двери. Сабина последовала за ней:
– Скажи ему, я подумаю.
Милена кивнула, тихо попрощалась и вышла.
3
Как этот визит Милены изменил отношение Сабины к Михаэлю! Михаэль уже не был воспоминанием и представлением, он снова стал реален, пусть даже реальность Михаэля Сабина ощутила только в рассказе Милены. Этого хватило, чтобы та легкая боль, в которой не было иного содержания, кроме какого-то неустройства ее жизни, ее мира и ее любви, превратилась в бурю чувств. Он болен? – он получил по заслугам. Это была словно победа, которую она наконец одержала над ним. Он получил женщину, которая уже не красива, которую он унизил перед ней, Сабиной, этой просьбой о посещении и которая еще заставит его за это заплатить. Она торжествовала, потому что он хотел ее видеть, потому что он нуждался в ней, потому что без ее прощения он не мог умереть. Но она и сочувствовала мужчине, который был силен и тверд и должен был бы упасть от какого-нибудь сердечного удара, как подрубленное дерево, а вместо этого увядал. В то же время эта жизнь к преждевременной смерти была как бы наказанием за то, что он бросил ее, потому что захотел снова стать молодым с Миленой. Он обманом добыл себе молодость, для которой был слишком стар, и теперь получил старость, для которой был слишком молод. Собственно, он был тогда незрел – он и сегодня незрел. Он думал тогда, что она должна его понять и утешить, как мама набедокурившего малыша, и что она не будет на него сердиться. Какое унижение, когда не женщину в тебе видят, а только мамочку! Нет, она не будет с ним встречаться. Нет, она с ним встретится и унизит его, как он унижал ее – и ее, и Милену, и кто знает, каких еще женщин.
