– Милена?
Женщина кивнула:
– Простите меня. Он сказал, чтобы я вас спросила, не сможете ли вы прийти.
Она смерила взглядом эту тогдашнюю «программу обмена». Милена была тогда красивой, светловолосой, голубоглазой, стройной, вызывающей. Подкрасить, так и сейчас могла бы неплохо выглядеть. Но у нынешней Милены измученное, испуганное, плачущее лицо, маленькие глаза, тонкие губы, дряблая кожа и складки между крыльями носа и углами рта, превратившиеся в глубокие морщины. Милена не растолстела, но расстегнутая шуба открывала взгляду фигуру без талии.
– Говорить мне «вы» ты не обязана. Мы были на «ты». Я Сабина, если ты запамятовала. – Она чувствовала себя настолько выше этой женщины, что могла быть великодушной. – Входи.
2
Сабина включила свет и провела Милену в большое помещение, служившее гостиной, столовой и кухней: после развода она убрала все перегородки на первом этаже их секционного дома. Она пригласила Милену снять шубу и сесть к большому обеденному столу.
– Чай? Вино? Или предпочитаешь виски?
– Ничего не надо, спасибо вам. Я не хочу вас беспокоить. Но дело в том, что Михаэль…
– Не тараторь. Открою-ка я нам красного.
Пока Сабина вынимала из бара бутылку, вытаскивала из бутылки пробку, ставила на стол бокалы и разливала вино, Милена осторожно осматривалась вокруг. Здесь она начинала двадцать лет назад, приехав по обмену из Польши, счастливая, что попала в такой хороший дом, где хозяин – политик, а хозяйка – врач и где двое детей, тринадцати и пятнадцати лет; она надеялась с ними подружиться и выучиться у них немецкому языку. Тогда гостиная, столовая и кухня еще были разделены, комнаты супругов и детей были на втором этаже, ее комната – в полуподвальном. Что же стало с ее комнатой? И что бы стало с ее жизнью, если бы, закончив свой обменный год, она, как планировалось, пошла изучать правоведение и начала немецко-польскую адвокатскую карьеру? Если бы не флиртовала с Михаэлем, или если бы он не принял ее флирт всерьез, или если бы он не постучал в ее дверь, или если бы она не открыла? Она флиртовала со всеми мужчинами, и с Михаэлем это не было серьезно. Она считала невозможным, чтобы он, когда его жена была в отъезде, постучался к ней, и открывала дверь не в радостном ожидании, а в испуге и смятении. Она полюбила его лишь много позже, когда уже промчались все вихри связи, разлуки, развода, женитьбы, рождения сына и когда она увидела, какой он заботливый, преданный, любящий муж и отец.
