1
Когда при свете уличного фонаря она открывала входную дверь, из темноты на свет вышла женщина и спросила:
– Извините, нельзя ли мне с вами поговорить?
Она не знала эту женщину. Был вечер, и она устала. Она целый день провела в клинике, которую несколько лет назад продала, но продолжала вести в ней старых пациентов. Случалось, и новые пациенты хотели лечиться у нее. Но чтобы они ждали ее у дома, такого еще не бывало.
– Завтра с десяти часов я снова буду в клинике.
– Это не связано… Это связано с вашим мужем.
– С моим мужем?
Она покачала головой. С мужем они развелись девятнадцать лет назад, с тех пор у нее время от времени случались встречи с мужчинами, и сейчас в ее жизни был мужчина, но даже в мыслях она никого не назвала бы своим мужем.
– В смысле, с Михаэлем, вашим разведенным мужем. Я должна…
– Я не желаю говорить о моем разведенном муже.
Она резко распахнула дверь, резко захлопнула ее за собой и прислонилась в прихожей к стене. Журналистка, собирающаяся писать о Михаэле? О нем без конца писали и вечно обращались к ней с вопросами о нем. Он занимал видное положение в местном совете, еще когда они были женаты, а после их развода стал бургомистром и пользовался популярностью. А только что, к всеобщему удивлению, отказался участвовать в новых выборах и ушел в отставку. Журналистам надо узнать подоплеку? Но она-то ничего не знает. Она не желала иметь с Михаэлем ничего общего и ничего общего с ним не имела. Они живут в большом городе, и у нее была возможность избегать встреч с ним. И она избегала о нем говорить. Нельзя сказать, что ей было чуждо искушение отозваться о нем плохо. Но она была слишком горда, чтобы поддаться этому искушению.
Ей до сих пор было больно. Ей было больно все эти годы; такая легкая, переносимая боль, непроходящая. Она могла при этом быть счастливой, она только не могла оставаться счастливой. Она уже не доверяла счастью: один раз доверилась – и была предана. Он бросил ее «по программе обмена» – она смеялась над этим клише с друзьями и подругами; она надеялась, что смех этот звучал пренебрежительно, не горько.
В дверь негромко постучали. Она не отреагировала, и тогда позвонили. Робко позвонили, звук едва послышался – и оборвался. Но для нее он был даже слишком громким, и, когда позвонили снова, она распахнула дверь и закричала на женщину:
– Оставьте меня в покое!
Женщина стояла, опустив плечи и понурив голову. Когда она подняла ее, стало видно залитое слезами лицо. Слезы изменили его, оно стало детским.
