– Я не могу в это поверить! – продолжал восклицать он, будучи восхищенным тем, как Джон хорошо выглядит.
Мы каждый день звонили Стэнли или подкладывали записки под дверь его кабинета, и таким образом он знал, как идут дела в больнице. Как обычно, он делал все, что мог, для Джона, Жанет и меня.
– Вам что-нибудь нужно дома? – спросил он: теперь он мог снова взять ситуацию под свой контроль.
– Ничего, – улыбнулся я. – Джон все еще в больнице. Он может выходить на прогулку только по воскресеньям.
– А когда он вернется домой, вам что-нибудь потребуется?
– Представители здравоохранения обо всем позаботились. Они дали нам кресло-каталку, специальные пандусы для лестницы и ручки в ванную, чтобы он мог сам себя поднимать. Они также принесли специальную кровать. У них все под контролем, и это все оплачено, – добавил я, понимая, что он надумал сделать.
– И что, правда, что я ничем не могу помочь? – сказал он с печалью в голосе.
– Стэнли, – сказал Джон, помогая мне выйти из этой неловкой ситуации, – когда произошла авария, у меня были часы, которые ты подарил мне на мое поступление. В аварии я их потерял. Я очень хотел бы получить от тебя другие часы в подарок.
Стэнли удовлетворенно улыбнулся и потрепал Джона за плечо.
Следующей осенью мы взяли Джона в Италию на пару недель, чтобы дать ему развеяться от мыслей. Мои родители названивали каждый день, пока Джон был в больнице, и очень хотели его поскорее увидеть. Пока мы были в Италии, моя мама готовила для всех, поэтому Жанет могла отдохнуть, и сентябрьское прохладное солнце способствовало облегчению наших страданий.
Когда мы вернулись в Англию, Джон решил снова пойти в колледж.
– Не этому ли ты меня всегда учил? – сказал он, когда я предложил ему подождать до тех пор, пока он окончательно не поправится.
Несколькими месяцами позже, когда он смирился с протезом, он стал вести себя точь-в-точь как раньше. Казалось, ему совсем не трудно. Когда доктора ему сказали, что он может начать пробовать пользоваться искусственной ногой, он даже воскликнул:
– Как раз вовремя!
Будучи мальчиком, Джон держался сам по себе, особенно по сравнению с Марисой, которая, как и ее мать, была экстравертом, уверенным в себе. Тем не менее его застенчивость никогда не останавливала его от того, чтобы говорить то, что он думает, и действовать решительно.
Джон также намеревался вернуться к работе. Он больше не мог быть служащим на складе в Вейт-Рос, и его мечте поступить в королевские ВВС тоже не суждено было осуществиться, поэтому он стал просматривать объявления и нашел вакансию в биомедицинском центре в Королевской Национальной ортопедической гостинице в Станморе. Он был решительно настроен пойти на интервью, даже с учетом того, что у него не было соответствующей квалификации на эту должность. Двумя неделями позже ему позвонили. Профессор Одер, который был главой центра, впечатлившись храбростью и находчивостью Джона, решил предложить ему работу в качестве ученика-ассистента под его личным руководством. Это была отличная новость. Не хватало только одного кусочка мозаики, для того чтобы жизнь Джона вернулась в прежнее русло. Как-то раз днем он попросил меня отвезти его на трек в Рай-Хауз, где он раньше катался на карте. Мы стояли с краю от трека, в то время как его бывшие оппоненты нарезали круги. Джон сказал мне, что хочет попробовать снова участвовать в гонках. Его правая нога не была повреждена, и он с уверенностью полагал, что даже с протезом он сможет тормозить так же хорошо, как и раньше. У меня не хватило мужества сказать ему, что это слишком опасно, особенно так скоро после операции.
