Доктор Энжел снова отвел нас в сторону.
– Мы подошли к финалу истории. Гангрена распространяется. Если Джон не позволит нам ампутировать ногу в течение двух дней, мы не сможем его спасти. Он уже потерял много веса, и результаты анализов крови совсем нехорошие.
Жанет вернулась в комнату, села рядом с Джоном и сказала ему решительно:
– Ты хочешь вернуться домой с нами?
– Да, – слабым голосом ответил Джон.
– Ты не сможешь вернуться домой в таком состоянии. Просто не сможешь. Все закончится здесь, – она посмотрела Джону в глаза, стараясь не показывать, насколько больно ей это давалось, и промолвила: – Либо ты согласишься на операцию, либо это конец. Они не могут больше бороться с инфекцией, она распространилась слишком далеко. Соглашайся на операцию, и у тебя будет искусственная нога, как у полицейского.
Тем временем доктор Энжел и старшая медсестра присоединились к Жанет у кровати Джона. Он посмотрел на них, и они кивнули. Жанет покинула комнату, закрыла за собой дверь, и как только вышла из поля зрения Джона, залилась слезами. Первое, что сказал Джон, когда увидел ее следующим утром, было его согласие на операцию. Шесть недель прошло с тех пор, как он вышел из комы. Жанет поцеловала Джона перед тем, как его снова отправили в операционную в следующую пятницу. Мы ждали в коридоре снаружи, пялясь в пол. Единственное, что я помню про тот день, это то, что я весь день продолжал думать, отрезали ли уже доктора ему ногу или еще нет.
Операция прошла успешно, и Джон был вне опасности. Когда его вновь привезли в палату, я не мог собрать волю в кулак и зайти. Я был напуган. Если бы Жанет не взяла меня за руку и не провела бы внутрь, я бы, наверное, стоял у двери вечно. Мы стояли по краям кровати, и когда я наконец справился с собой и поднял взгляд с пола, я был удивлен тем, что ничего не изменилось: на кровати лежал Джон. Когда он понял, что мы тут, он улыбнулся, сначала только глазами, а затем во весь рот, в точности, как он это обычно делал с самого младенчества. Он был измотан и еще под воздействием наркоза, но это все так же был мой сын. Он закрыл глаза и снова уснул.
– Сработало, – сказал я своей жене, – ты видишь? У него изменился цвет лица.
Казалось, время стало идти быстрее и быстрее вместе с поправкой Джона. Несколькими днями позже мы забрали его домой, и в одно из воскресений мы поехали в Чайлдвикбэри: мы прогулялись с ним, сидящим в кресле-каталке, по саду и остановились у озера, чтобы посмотреть на диких уток. Когда приехал Стэнли, он обнял Джона со слезами на глазах.
