Торговцы предсказуемо обсуждали цены. Их несказанно радовало и огорчало одновременно, что рабы подорожали, а выбор стал куда более скудным. Подмастерья заговорщически переглядывались, не рискуя встревать: то ли радовались, что их в случае излишней нерадивости не заменят невольниками, то ли их самих успели купить до повышения цен и им казалось, что из-за этого будет проще заработать на вольную грамоту.
Сами рабы плелись в хвосте каравана, скованные за ошейники общей цепью. Их по-своему берегли: надсмотрщик не жалел воды и бдительно следил за состоянием товара, не стесняясь требовать сделать привал, когда кто-то в нестройной цепочке людей начинал спотыкаться от усталости.
Но и долго разлеживаться не позволял, видимо, опасаясь отпора. Из десяти рабов откровенно плох был только один, как ни странно, молодой темноволосый мужчина с большой родинкой на щеке: он дольше всех лежал в лёжку на ночном отдыхе в оазисе, но все равно первым начинал изнывать от монотонной ходьбы по жаре.
Надсмотрщик, тем не менее, не спешил усаживать невольника на одного из верблюдов, предпочитая раз за разом задерживать весь караван; да и Камаль то и дело с подозрением оглядывался назад и неизменно отыскивал глазами проблемного раба. В конце концов я не выдержала и подстегнула молоха, чтобы догнать проводника.
- Что-то не так?
- Бунтарь, — тихо отозвался Камаль и снова оглянулся.
Из любопытства я тоже обернулась, но не заметила ничего нового или подозрительного. Мужчина плелся нога за ногу, бессмысленно уставившись перед собой. На его воспаленную кожу под ошейником было больно смотреть.
- Вот это-то — бунтарь? — я бессознательно коснулась пальцами ткани, обмотанной вокруг шеи.
Следов от ошейника там не было давно, но кожу все равно опалило фантомным жжением.
- Бережёт силы, — прокомментировал Камаль, повернувшись ко мне. — Выжидает. Надеется поднять всех на бунт. Но если не получится, попытается бежать один, когда подойдёт буря.
- Помрет же, — недоверчиво заметила я. — И это будет страшная смерть.
Кочевник небрежно пожал плечами.
- Иным смерть предпочтительнее рабства.
Я озадаченно умолкла, и Камаль отвернулся, видимо, посчитав просветительскую миссию успешно завершенной, — разумеется, рановато.
- Как ты определил? — спросила я и неимоверным усилием воли загнала поглубже насмешливый голос Рашеда, будто наяву шепчущий что-то привычно-мудрое про хороших правителей, которым надлежит знать, что движет его людьми. А то задвижет их куда-нибудь не туда, а правитель потом разбирайся, трать время и силы…
