- Решение идти через Тарик Альтиджару расстроило тебя? — переформулировал он.
Я умилилась этой незамутненной простоте и не стала ничего отрицать.
- Расстроило. Поручение моего господина не терпит отлагательств, от него зависят многие жизни, и я знаю, что сам он на моем месте отказался бы помогать каравану.
Хоть и не столько из-за задержки в пути, сколько из-за риска — но об этом я сказать Камалю не могла.
— Но ты решила помочь, — констатировал он и склонил голову к плечу.
Я развела руками.
- Ко всему прочему, — предельно серьезно изрекла я, — мой дорогой господин и щедрый повелитель проводит свои плодотворные дни и ночи в мраморном дворце на берегу моря. Разумеется, он не думает о тени в ущелье посреди бесконечных песков и не жалеет, что его рабыне напекло голову.
Иначе бы она трижды подумала, прежде чем развешивать словесные кружева перед кочевником. Он-то к каждому слову относился как к золотой монете, которую жаль упускать, и в ответ на мои упражнения в остроумии только констатировал:
- Ты странная.
Я кивнула.
Странная. Потому что нормальная девушка едва ли порадовалась такому определению.
Особенно — из-за того, что не так давно Камаль назвал странным и Рашеда, и сейчас это совпадение отзывалось в груди теплом. Тоже, надо признать, весьма странным.
Глава 6.1. Выгодное приобретение
Раб взывает к рабыне.
арабская пословица
Идти с караваном оказалось куда легче, чем вдвоем.
Бесед со мной, правда, так никто и вел: воспитанные в столичных порядках торговцы и мысли не могли допустить, что можно заговорить с женщиной в отсутствие ее отца или мужа. Да и что с ней обсуждать? Традиции настаивали на строгом разделении обязанностей на домашние и важные, и не всякую девочку брались учить читать, не то что посвящать в тонкости какого-нибудь ремесла.
К тому же я сильно подозревала, что обсуждать со мной политику тайфы или магические свитки все равно никто не рискнул бы. Караваном шли торговцы и их подмастерья, и они не разбирались ни в хитросплетениях столичных интриг, ни в хитросплетениях волшебных.
Зато теперь взгляду было за что зацепиться, и меня перестало постоянно преследовать ощущение, что я бесцельно сижу на неподвижном ящере в самом сердце раскаленных песков. Да и человеческая речь под ухом успокаивала: как ни крути, я слишком привыкла к городской жизни, чтобы затяжная тишина не действовала на нервы.
А вот Камаля собравшиеся вокруг люди только раздражали, и он все время норовил вырваться вперед. Его верблюд, не сумевший толком выспаться, хозяйского рвения не одобрял и пытался устроить бойкот — безуспешно, но в конце концов кочевник все-таки позволил ему плестись со скоростью каравана. Я смиренно пристроилась в арьергарде у Камаля и развесила уши.
