— Конечно.
Он глубоко вздохнул.
— Мне и в мысли не приходило, что ты способна на такой обман.
— Да, дело лишь в обмане, — задумчиво сказала Лизетта. — Из-за него у тебя такая горечь. Мужчины очень странные. Они не могут простить, если их поставили в дурацкое положение. Это потому, что они тщеславны и придают такое значение сущим пустякам.
— Так ты считаешь пустяком, что я застал тебя за завтраком с молодым человеком в моей пижаме?
— Если бы он был моим мужем, а ты — любовником, ты нашёл бы это вполне естественным.
— Разумеется, потому что в таком случае, это я наставил бы ему рога, и моя честь не пострадала бы.
— Короче говоря, чтобы ситуация стала вполне нормальной, я просто должна выйти за него замуж.
Какое-то мгновение он не мог понять, но потом смысл до него дошёл, и он быстро взглянул на неё. В милых глазах Лизетты блистали искорки, которые так манили его, а на больших алых губах, кажется, мелькнула плутоватая улыбка.
— Ты не должна забывать, что как член Сената я, по всем существующим традициям, должен служить примером нравственности и достойного поведения.
— Это для тебя так важно?
Сдержанным и достойным жестом он провёл по своей ухоженной квадратной бородке.
— И боба не дам, — ответил он, и выражение это имело столь галльский привкус, что более консервативные из его сторонников оторопели бы. — А он готов на тебе жениться?
— Он меня просто обожает. Конечно, он на мне женится. Если я только скажу ему, что меня есть dot[4] в миллион франков, ему ничего больше и не надо.
Мсье ле Сюёр опять посмотрел на неё. Когда в минуту гнева он сказал ей, что собирался положить на её счёт миллион франков, он сильно преувеличил, стремясь показать, как дорого обошлось ей её предательство. Но он был не из людей, которые берут свои слова обратно, если задета их честь.
— Это гораздо больше, чем то, на что может рассчитывать молодой человек его положения. Но если он обожает тебя, то всегда будет с тобой рядом.
— Разве я не говорила тебе, что он работает коммивояжёром и бывает в Париже только по выходным?
— Ну, это уже совсем другой переплёт, — сказал Сенатор. — Он, конечно, будет чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что в его отсутствие я буду держать тебя в поле зрения.
— Намного спокойнее, — согласилась Лизетта.
Для услаждения разговора она встала и уютно уселась на коленях Сенатора. И нежно пожала его руку.
— Я очень люблю тебя, Лизетта, — сказал он, — и мне не хотелось бы, чтобы ты совершила ошибку. Уверена ли ты, что с ним ты будешь счастлива?
