Дмитрий не стал меня утешать, подошел, взял веник. Я ужаснулась настолько, что перестала рыдать.
– Ложись на лавку.
– Бить будешь? – шепотом уточнила я.
– Руки чешутся, – сознался он. – Но на этот раз я прощу и твою глупость, и твое упрямство, и твою гордость. Старость же… ее уважать надо, – едко ответил добрый молодец.
И что-то в его голосе мне послышалось такое жуткое, темное, страшное…
– Ложись, Ядвига. Не испытывай мое терпение. Попарю тебя, и все твои хвори да страхи уйдут.
Голос у него звучал глухо и чересчур серьезно.
– А у меня горб, – сипло заметила я, вытирая слезы.
– Лучше переживай из-за своего характера, – отозвался мужчина, поигрывая веником.
Я смутилась и растянулась на лавке, закрывая глаза.
– Давно бы так… А то ты совсем не бываешь послушной, Ядвига.
Дмитрий.
Кожа у моей суженой была сливочного цвета, нежной, чувствительной… Такую бы касаться пальцами, скользить едва ощутимо губами, вслушиваясь при этом в сбивчивое дыхание и часто бьющееся от предвкушения сердце. А у меня в руках лишь пахнущий березовый веник да жесткая мочалка. И велик соблазн откинуть их в сторону и просто забыть об остальном мире.
Как бы ни было хорошо заклятие, что наложила Марьяна, как бы ни было сильно – сейчас оно отступило. Ядвига лежала и этого не видела, краснела от стыда, прикрывала глаза, а я наслаждался моментом. Понимал: если она узнает, точно возьмется за ухват. Но сдерживаться сегодня не оставалось сил.
Я так испугался, когда проснулся, а Ядвиги не было на печи! Привык к ее едва слышному сопению, иногда она еще и разговаривала во сне… А тут… пусто. И что думать? Куда посреди ночи ушла? Хорошо, что заметил свет в бане и вовремя успел. Банник никого, кроме хозяина, построившего ему убежище, слушаться не будет. Нечисть все же. Нет, Ядвигу, нечисть слушается, но исключительно лесная. Я приструнил банника, давая понять, что мою суженую нельзя трогать, глубоко вдохнул, пытаясь спрятать внутри злость на всю эту ситуацию в целом, и… успокоился.
Ясно же, что Ядвига уже раскаивается в своем поступке, что уж тут… На то я и нужен, чтобы приглядывал да оберегал. Но кто бы знал, как это сложно порой сделать! Да и характер у моей суженой скверный, что греха таить… Но при всем этом я не променяю ее ни на каких красавиц мира! Все сокровища драконов, о которых слагают легенды, рядом с ней теряют свое очарование.
Ох, суженая! Сон-трава ты моя драгоценная!
В бане было жарко и душно, я скинул рубашку, сел на лавку и провел рукой по влажным волосам девушки.
