На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан | страница 74



… А почти по соседству, на восток от Люксембургского сада, целый квартал населен лицами, так или иначе причастными к самому либеральному научному движению. Если новый ваш знакомый приглашает вас к себе в улицу Гей-Люссак, Бертолле, Монж[95], или смежную с ними, то вы уже имеете полное основание заподозрить его в крайнем материализме. Центральная часть бульвара St.-Germain имеет тоже сильную ученую окраску, но гораздо более благонамеренную и такую, в которой уже перевешивает торговый элемент; — а в западном конце того же бульвара географы, картографы и т. п. как-то незаметно переливаются в лиц, служащих по военному ведомству и переходят, наконец, в инвалидов с красными ленточками в петлице и с седыми эспаньолками на угловатых, морщинистых лицах… Удивительно, что до сих пор никто не вздумал издать план Парижа с точки зрения этой своеобразной топографии. Для вновь приезжего план этот был бы даже полезнее тех, которые указывают направление конок и омнибусов.

Имей Чебоксарский такой план в своих руках, он сразу узнал бы, что «особа», к которой препровождал его Виктор Семенович, несмотря на явное свое русское аристократическое происхождение, имела некоторое соотношение к парижскому ученому миру, отчасти официальному, отчасти путешествующему и сильно авантюристскому. Но ему все эти тонкости были менее доступны чем китайская грамота. Он даже не интересовался знать, кто была эта особа, а только спрашивал себя: стоит ли к ней идти?

По зрелом размышлении, он, однако же, направился на левый берег Сены и, проблуждав немало по двум главным бульварам, служащим главными артериями этой обширной и по преимуществу интеллигентной части города, — благодаря необыкновенной любезности парижского плебейского населения, всегда готового направить заблудившегося иностранца на истинный путь, увидал, наконец, перед собою искомую вывеску: Hôtel de Canton et de la Martinique. Висела она над таким входом, что непривычный посетитель думал, будто он очутился в одном из низших лимбов того кромешного ада, в котором томятся грешники, осмелившиеся явиться сюда, не запасясь никаким родовым или благоприобретенным имуществом и, в своей гордыне, брезгающие легкою возможностью жить насчет чужого труда… Но это так только казалось. В действительности же квартал этот не был ни дешевым, ни плебейским. Пройдя несколько узких проходов, похожих на те «мешки», в которых владельцы феодальных замков терзали некогда своих врагов, и обдававших сыростью, унынием, беспомощностью, — он очутился вдруг в большой, довольно роскошной комнате, которую ярко освещал газ, несмотря на то, что был еще только четвертый час, и день по-парижски считался светлым и солнечным…