На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан | страница 147



С этими словами он быстро удалился и скоро утонул во мраке.

Девушка опустилась на землю и схватилась руками за голову.

— Ужасно, ужасно, — повторяла она. — Но нет, я не должна, я не могу любить его.

И она залилась горячими слезами[275].

Глава IX.[276] Мать и дочь

Тем временем вся Италия с замиранием сердца ожидала исхода смелой экспедиции. Известно было, что Гарибальди отплыл из Генуи; относительно же его судьбы, благодаря стараниям бурбонской полиции, перехватывавшей все письма, в течение нескольких дней не было никаких известий. Наконец, пришла телеграмма, извещавшая о высадке гарибальдийцев в Марсале, о гибели одного из пароходов и о нескольких других мелких подробностях, более или менее сомнительных. Все известия сходились, впрочем, в одном, что Гарибальди высадился благополучно, не потеряв ни одного человека.

Всей Италии вздохнулось свободнее.

Нетрудно представить себе, какая болтовня началась в так называемых «школах модисток», потому что швейки, говоря вообще, чувствуют большую нежность к военному мундиру, а от гарибальдийского — были просто без ума. Разумеется, те из них, у которых были родственники или возлюбленные в рядах героев, особенно кичились перед своими товарками; последние же мстили за это своим братьям и любовникам, браня их за то, что они остались, и побуждая просьбами и насмешками ехать, по крайней мере, с Медичи.

Далия в эти дни, казалось, выросла на несколько вершков. Ее подруги, несмотря на все ее макиавеллиевские хитрости, давно отгадали ее тайну и не жалели для нее насмешек и злых намеков. Теперь же картина переменилась, и они сами смирно переносили многочисленный колкости Далии, которая старалась отомстить им за столько обид, перенесенных ею безмолвно.

Но вечером девятнадцатого мая Далия выросла в глазах своих подруг до гигантских размеров. В то время, когда в швейной за круглым рабочим столом шла обыкновенная болтовня, вдруг в комнату входит почтальон и спрашивает, кто здесь некая Далия.

— Вот она! — отвечала хозяйка, поднимая глаза от счетной книги и указывая пером на девушку.

Почтальон, улыбаясь, подал Далии толстейшее письмо. Та вся вспыхнула. Глаза присутствующих устремились на нее и на пакет.

— Какой толстый! — воскликнула одна из швеек.

— Откуда это письмо? — спросила Далия почтальона.

— Из… из… постойте!

И, взяв письмо из рук девушки, он принялся рассматривать почтовый штемпель на конверте и, складывая букву за буквой, отвечал:

— Калата… Калатаси… Что за дьявольское имя! Точно из Турции.