Это была последняя стычка.
Гарибальди победил.
Расположившись бивуаком па поле битвы, так как усталость войск не позволяла продолжать преследования, Гарибальди тотчас же приказал позвать юношу, своим геройством спасшего жизнь стольким из своих товарищей. Его привели. Однако, насколько он был смел в бою, настолько оказался робким теперь. Он стоял перед Гарибальди, точно провинившийся ребенок перед своим учителем.
— Как вас зовут, доблестный юноша? — спросил диктатор.
— Романо… — чуть слышно отвечал он.
— А по имени? Я знавал многих Романо.
— Мар… Мар…
— Марция Романо[274]! — вскричал один из гарибальдийцев. — Я знаю ее. Она — дочь миланца Клавдио Романо. Не скрывайте, благородная девушка, вашего имени. Не лишайте вашего достойного отца чести иметь такую дочь!
Ввиду невозможности скрываться долее, молодая девушка сняла свою красивую круглую гарибальдийскую шапочку, и густые кудри рассыпались по ее плечам.
— Чем же мне наградить вас? — спросил Гарибальди, когда смолк шум восторженных криков и рукоплесканий, приветствовавших девушку.
— Вместо награды прошу у вас только прощения за то, что я нарушила ваше запрещение женщинам ехать вместе с вами, — сказала девушка.
Это был последний эпизод великого дня, решившего участь похода и всей Италии.
Вечером, когда в лагере всё уже спало, за одним из зеленых брустверов неаполитанских укреплений слышался тихий шепот:
— Зачем вы звали меня, граф? — спросил приятный грудной контральто, в котором нельзя было не узнать голоса героини-девушки Марции Романо.
— Я хотел попросить у вас прощения, Марция, — отвечал мужской баритон, — за то, что выдал вас сегодня.
— Вы спасли мне жизнь в этом самом укреплении. Могу ли я не простить вас?
— Вы прощаете меня только из чувства благодарности, Марция. О, не говорите мне о ней. Разве о том молю я вас уже столько времени! Я исполнил относительно вас долг простого товарища. Первый встречный сделал бы то же самое. Неужели вы хотите дать мне понять, что я для вас первый встречный?
— О, нет, Эрнест, — отвечала Марция голосом, в котором звучали гораздо более сердечные ноты. — Я люблю вас, как друга, как брата, но вы хотите другой любви, а ее я не могу дать вам.
— Не можете! Уже тысячу раз повторяете вы мне эти ужасные слова, а я все-таки не верю этому. Боже мой, если бы вы знали, Марция, как я люблю вас, то наверное хотя немного полюбили меня тоже, и я надеюсь, что когда-нибудь вы это узнаете. Только, может быть… может быть, будет слишком поздно! Прощайте!
